Текст песни Тикки Шельен - Келпи в Москве
Просмотров
125
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Тикки Шельен - Келпи в Москве, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Скоро полночь
Анна выходит из дома.
Анна берет свою старую сумку,
В сумке лежит буханка черного хлеба,
Хлеб она покупает с утра в монастырской пекарне –
Надо же, день пролежал – и ничуть не черствеет, и пахнет как надо.
В переулке
Тихо, темно и безлюдно.
Тускло блестят жестяные машины.
Анна едва ковыляет, стуча клюкою,
В темной беретке, в пальто порыжевшем, потраченном молью,
Нищая бабка, безродный обломок Москвы, завсегдатай помоек.
Ржавая жесть тополиной листвы бросается ей под ноги,
Анна неспешно бредет по асфальту под сизо-лиловым небом.
По переулку, потом на бульвары - тащится кулем убогим.
Пахнет листвою, лежалым сукном, монастырским хлебом…
Старый тополь.
Прутья вцепились в воздух,
Нет ни машин, ни собак, ни пьяных,
В сумке лежит буханка черного хлеба,
Возле прудов – никого, только Анна, тополь и вязы,
Анна негромко свистит, из воды раздается тихое ржанье.
Плещет холодная мелкая зыбь грязной московской водицы.
Старая Анна подходит к пруду. Сизое небо рядом.
А из воды на горбушку в руках водяная лошадь косится,
Смотрит на Анну и тихо ржет, стережет, провожает взглядом.
Снег не выпал
В это полнолунье.
Анна в воду хлеб кидает,
Хлеб плывет среди размокших листьев,
Лошадь под водою прядает ушами,
Тянется к еде, но на поверхность не выходит…
Анна помнит
как однажды в детстве
Над Москвой ревела буря,
А она бежала по бульвару,
Задыхаясь от листвы, песка и ветра,
А над нею мчались кони, всадники, собаки…
Хлеб постепенно идет ко дну, лошадь почти не видно.
Анна, вздыхая, плетется домой, в переулок пустой и гулкий.
Вряд ли увидятся еще раз, впрочем, гадать-то стыдно.
Стынет водица в темном пруду, шуршат тополя в проулке.
Анна выходит из дома.
Анна берет свою старую сумку,
В сумке лежит буханка черного хлеба,
Хлеб она покупает с утра в монастырской пекарне –
Надо же, день пролежал – и ничуть не черствеет, и пахнет как надо.
В переулке
Тихо, темно и безлюдно.
Тускло блестят жестяные машины.
Анна едва ковыляет, стуча клюкою,
В темной беретке, в пальто порыжевшем, потраченном молью,
Нищая бабка, безродный обломок Москвы, завсегдатай помоек.
Ржавая жесть тополиной листвы бросается ей под ноги,
Анна неспешно бредет по асфальту под сизо-лиловым небом.
По переулку, потом на бульвары - тащится кулем убогим.
Пахнет листвою, лежалым сукном, монастырским хлебом…
Старый тополь.
Прутья вцепились в воздух,
Нет ни машин, ни собак, ни пьяных,
В сумке лежит буханка черного хлеба,
Возле прудов – никого, только Анна, тополь и вязы,
Анна негромко свистит, из воды раздается тихое ржанье.
Плещет холодная мелкая зыбь грязной московской водицы.
Старая Анна подходит к пруду. Сизое небо рядом.
А из воды на горбушку в руках водяная лошадь косится,
Смотрит на Анну и тихо ржет, стережет, провожает взглядом.
Снег не выпал
В это полнолунье.
Анна в воду хлеб кидает,
Хлеб плывет среди размокших листьев,
Лошадь под водою прядает ушами,
Тянется к еде, но на поверхность не выходит…
Анна помнит
как однажды в детстве
Над Москвой ревела буря,
А она бежала по бульвару,
Задыхаясь от листвы, песка и ветра,
А над нею мчались кони, всадники, собаки…
Хлеб постепенно идет ко дну, лошадь почти не видно.
Анна, вздыхая, плетется домой, в переулок пустой и гулкий.
Вряд ли увидятся еще раз, впрочем, гадать-то стыдно.
Стынет водица в темном пруду, шуршат тополя в проулке.
It's nearly midnight.
Anna leaves the house.
Anna takes her old bag,
In the bag is a loaf of black bread,
Bread she buys in the morning in the monastery bakery -
It's just that the day has lain - and does not become stale at all, and smells like it should.
In the lane
It's quiet, dark and deserted.
Tin cars shine dimly.
Anna can hardly stumble, tapping her cricket,
In a dark beret, in a coat rusty, spent moth,
A beggar woman, an innocent fragment of Moscow, a frequenter of garbage.
Rusty tin of poplar foliage rushes to her feet,
Anna slowly wanders along the asphalt under the blue-green sky.
On the alley, then on the boulevards - is dragged along by the wreck of the poor.
It smells like foliage, lying cloth, monastic bread ...
Old poplar.
The bars gripped the air,
There are no cars, no dogs, no drunks,
In the bag is a loaf of black bread,
Near the ponds - no one, only Anna, poplar and elm,
Anna whistles softly, quiet neighing is heard from the water.
A cold shallow swell of dirty Moscow water rushes.
Old Anna walks to the pond. The blue sky is near.
And from the water to the crust in his hands, the water horse is squinting,
He looks at Anna and quietly neighs, watches, watches.
Snow did not fall out
In this full moon.
Anna throws bread into the water,
Bread swims among the wet leaves,
The horse under the water hides its ears,
Thirsts for food, but does not go to the surface ...
Anna remembers
as one day in childhood
Above Moscow, a storm roared,
And she ran along the boulevard,
Panting from foliage, sand and wind,
And over her rushed the horses, horsemen, dogs ...
Bread gradually goes to the bottom, the horse is almost invisible.
Anna sighs, laps home, into the alley empty and booming.
Hardly they will see again, however, it's shameful to guess.
The water will collapse in a dark pond, rustle the poplars in the alley.
Anna leaves the house.
Anna takes her old bag,
In the bag is a loaf of black bread,
Bread she buys in the morning in the monastery bakery -
It's just that the day has lain - and does not become stale at all, and smells like it should.
In the lane
It's quiet, dark and deserted.
Tin cars shine dimly.
Anna can hardly stumble, tapping her cricket,
In a dark beret, in a coat rusty, spent moth,
A beggar woman, an innocent fragment of Moscow, a frequenter of garbage.
Rusty tin of poplar foliage rushes to her feet,
Anna slowly wanders along the asphalt under the blue-green sky.
On the alley, then on the boulevards - is dragged along by the wreck of the poor.
It smells like foliage, lying cloth, monastic bread ...
Old poplar.
The bars gripped the air,
There are no cars, no dogs, no drunks,
In the bag is a loaf of black bread,
Near the ponds - no one, only Anna, poplar and elm,
Anna whistles softly, quiet neighing is heard from the water.
A cold shallow swell of dirty Moscow water rushes.
Old Anna walks to the pond. The blue sky is near.
And from the water to the crust in his hands, the water horse is squinting,
He looks at Anna and quietly neighs, watches, watches.
Snow did not fall out
In this full moon.
Anna throws bread into the water,
Bread swims among the wet leaves,
The horse under the water hides its ears,
Thirsts for food, but does not go to the surface ...
Anna remembers
as one day in childhood
Above Moscow, a storm roared,
And she ran along the boulevard,
Panting from foliage, sand and wind,
And over her rushed the horses, horsemen, dogs ...
Bread gradually goes to the bottom, the horse is almost invisible.
Anna sighs, laps home, into the alley empty and booming.
Hardly they will see again, however, it's shameful to guess.
The water will collapse in a dark pond, rustle the poplars in the alley.