Почему, земля Тулузы, благодатнейшего края,
Ты родишь волчцы и тернии питаешь?
Почему ни виноградник, ни зерно тебе не мило -
Все колючая трава заполонила!
А терновник подсекают и ввергают в пламень ада,
Что жалеть о нем? Да так ему и надо.
Сквозь толпу зевак досужих шли перфекты без боязни
И несли Христово имя к месту казни.
Ваши черные одежды стали серою золою
И несутся вместе с ветром над страною.
А на гибельном кострище, где земля тряслась от крика,
Люди видели монаха Доминика,
Как, крестом раскинув руки, он стоял, от горя старый,
На обугленной земле, где жгли катаров.
На лице его ослепшем, злою мукой искаженном,
Слезы катятся по заживо сожженным.
Плач о слове, что убито, плач о ниве, что сгорела,
Плач о ярости Монфора знойно-белой.
Обожженными руками зачерпнув золы и пыли,
Плач о тех, что в смертной муке голосили.
А в хрустальном синем небе Приснодева пресвятая
Тоже плакала, Младенца обнимая.
Why, the earth of Toulouse, the greasy edge,
Do you give birth to a wolf and thorn?
Why neither a vineyard nor the grain you are nice -
All barbed grass flooded!
And the thranger is dropped and plunged into the hell of hell,
What to regret it? Yes, so he needs.
Through the crowd of ZEVAK DEVELOPE WITH A PERFECTS without fear
And they carried Christ the name to the place of execution.
Your black clothes have become gray ash
And rushing together with the wind over the country.
And on the disastrous fire, where the earth was shaking from a scream,
People saw the monk Dominica,
How, with a cross spreading his hands, he stood, from grief old,
On the charred land where Zhli Katarov.
On his face blindly, evil flour distorted,
Tears rolling around alive burned.
Crying about the word that killed, crying about Niva, which burned,
Crying about the rage of the monfora is hot-and white.
Burned hands by crouching ash and dust,
Crying about those in mortal flour.
And in the crystal blue sky of the Most Holy
Also crying, babies hugging.