Текст песни Сергей Никитин - Бабий Яр
Просмотров
50
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Сергей Никитин - Бабий Яр, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я - это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
1961
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я - это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
1961
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое
There are no monuments above Babi Yar.
A steep cliff like a rough tombstone.
I'm scared.
I am so many years old today
as the Jewish people themselves.
It seems to me now -
I am a Jew.
Here I am wandering through ancient Egypt.
But here I am, crucified on the cross, perishing,
and still on me - traces of nails.
It seems to me that Dreyfus -
it's me.
Philistinism -
my informer and judge.
I'm behind bars.
I hit the ring.
Hounded,
spat upon,
slandered.
And ladies with brussels frills
screeching, poking umbrellas in my face.
It seems to me -
I am a boy in Bialystok.
Blood spills over the floors.
The chiefs of the tavern stand rage
and smells like vodka and onions in half.
Thrown back by my boot, I am powerless.
In vain I pray to the thugs.
Under a guffaw:
"Beat the Jews, save Russia!"
the meadowsweet rapes my mother.
Oh, my Russian people! -
I know -
you
Essentially international.
But often those whose hands are unclean
rattled your purest name.
I know the kindness of your land.
How vile
that, and without flinching,
anti-Semites magnificently named
yourself "The Union of the Russian People"!
It seems to me -
I am Anne Frank,
transparent,
like a twig in April.
And I love.
And I don't need phrases.
I need,
so that we look at each other.
How little you can see
smell!
We can't have leaves
and we cannot have the sky.
But you can do a lot -
it is tender
hug each other in a dark room.
Are they coming here?
Don't be afraid - these are hums
spring itself -
she comes here.
Come to me.
Give me your lips soon.
Are they breaking down the door?
No - this is ice drift ...
Wild herbs rustle over Babi Yar.
The trees look menacing
in a judicial way.
Everything is silent here screaming
and taking off his cap,
I feel,
how slowly I turn gray.
And myself,
like a continuous silent scream
over thousands of thousands of those buried.
I -
every old man here is shot.
I -
every child here is shot.
Nothing in me
will not forget about it!
"International"
let it thunder
when forever buried
the last anti-Semite on earth.
Jewish blood is not in my blood.
But hated by the hardened malice
I am to all anti-Semites,
like a Jew
and that's why -
I'm a real Russian!
1961
Evgeny Evtushenko. My most-most
A steep cliff like a rough tombstone.
I'm scared.
I am so many years old today
as the Jewish people themselves.
It seems to me now -
I am a Jew.
Here I am wandering through ancient Egypt.
But here I am, crucified on the cross, perishing,
and still on me - traces of nails.
It seems to me that Dreyfus -
it's me.
Philistinism -
my informer and judge.
I'm behind bars.
I hit the ring.
Hounded,
spat upon,
slandered.
And ladies with brussels frills
screeching, poking umbrellas in my face.
It seems to me -
I am a boy in Bialystok.
Blood spills over the floors.
The chiefs of the tavern stand rage
and smells like vodka and onions in half.
Thrown back by my boot, I am powerless.
In vain I pray to the thugs.
Under a guffaw:
"Beat the Jews, save Russia!"
the meadowsweet rapes my mother.
Oh, my Russian people! -
I know -
you
Essentially international.
But often those whose hands are unclean
rattled your purest name.
I know the kindness of your land.
How vile
that, and without flinching,
anti-Semites magnificently named
yourself "The Union of the Russian People"!
It seems to me -
I am Anne Frank,
transparent,
like a twig in April.
And I love.
And I don't need phrases.
I need,
so that we look at each other.
How little you can see
smell!
We can't have leaves
and we cannot have the sky.
But you can do a lot -
it is tender
hug each other in a dark room.
Are they coming here?
Don't be afraid - these are hums
spring itself -
she comes here.
Come to me.
Give me your lips soon.
Are they breaking down the door?
No - this is ice drift ...
Wild herbs rustle over Babi Yar.
The trees look menacing
in a judicial way.
Everything is silent here screaming
and taking off his cap,
I feel,
how slowly I turn gray.
And myself,
like a continuous silent scream
over thousands of thousands of those buried.
I -
every old man here is shot.
I -
every child here is shot.
Nothing in me
will not forget about it!
"International"
let it thunder
when forever buried
the last anti-Semite on earth.
Jewish blood is not in my blood.
But hated by the hardened malice
I am to all anti-Semites,
like a Jew
and that's why -
I'm a real Russian!
1961
Evgeny Evtushenko. My most-most