Lyrics Сергей Никитин - Бабий Яр
Views
44
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Сергей Никитин - Бабий Яр, and also a translation of a song with a video or clip.
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я - это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
1961
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне - следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я - это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет - это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
1961
Евгений Евтушенко. Мое самое-самое
There are no monuments above Babi Yar.
A steep cliff like a rough tombstone.
I'm scared.
I am so many years old today
as the Jewish people themselves.
It seems to me now -
I am a Jew.
Here I am wandering through ancient Egypt.
But here I am, crucified on the cross, perishing,
and still on me - traces of nails.
It seems to me that Dreyfus -
it's me.
Philistinism -
my informer and judge.
I'm behind bars.
I hit the ring.
Hounded,
spat upon,
slandered.
And ladies with brussels frills
screeching, poking umbrellas in my face.
It seems to me -
I am a boy in Bialystok.
Blood spills over the floors.
The chiefs of the tavern stand rage
and smells like vodka and onions in half.
Thrown back by my boot, I am powerless.
In vain I pray to the thugs.
Under a guffaw:
"Beat the Jews, save Russia!"
the meadowsweet rapes my mother.
Oh, my Russian people! -
I know -
you
Essentially international.
But often those whose hands are unclean
rattled your purest name.
I know the kindness of your land.
How vile
that, and without flinching,
anti-Semites magnificently named
yourself "The Union of the Russian People"!
It seems to me -
I am Anne Frank,
transparent,
like a twig in April.
And I love.
And I don't need phrases.
I need,
so that we look at each other.
How little you can see
smell!
We can't have leaves
and we cannot have the sky.
But you can do a lot -
it is tender
hug each other in a dark room.
Are they coming here?
Don't be afraid - these are hums
spring itself -
she comes here.
Come to me.
Give me your lips soon.
Are they breaking down the door?
No - this is ice drift ...
Wild herbs rustle over Babi Yar.
The trees look menacing
in a judicial way.
Everything is silent here screaming
and taking off his cap,
I feel,
how slowly I turn gray.
And myself,
like a continuous silent scream
over thousands of thousands of those buried.
I -
every old man here is shot.
I -
every child here is shot.
Nothing in me
will not forget about it!
"International"
let it thunder
when forever buried
the last anti-Semite on earth.
Jewish blood is not in my blood.
But hated by the hardened malice
I am to all anti-Semites,
like a Jew
and that's why -
I'm a real Russian!
1961
Evgeny Evtushenko. My most-most
A steep cliff like a rough tombstone.
I'm scared.
I am so many years old today
as the Jewish people themselves.
It seems to me now -
I am a Jew.
Here I am wandering through ancient Egypt.
But here I am, crucified on the cross, perishing,
and still on me - traces of nails.
It seems to me that Dreyfus -
it's me.
Philistinism -
my informer and judge.
I'm behind bars.
I hit the ring.
Hounded,
spat upon,
slandered.
And ladies with brussels frills
screeching, poking umbrellas in my face.
It seems to me -
I am a boy in Bialystok.
Blood spills over the floors.
The chiefs of the tavern stand rage
and smells like vodka and onions in half.
Thrown back by my boot, I am powerless.
In vain I pray to the thugs.
Under a guffaw:
"Beat the Jews, save Russia!"
the meadowsweet rapes my mother.
Oh, my Russian people! -
I know -
you
Essentially international.
But often those whose hands are unclean
rattled your purest name.
I know the kindness of your land.
How vile
that, and without flinching,
anti-Semites magnificently named
yourself "The Union of the Russian People"!
It seems to me -
I am Anne Frank,
transparent,
like a twig in April.
And I love.
And I don't need phrases.
I need,
so that we look at each other.
How little you can see
smell!
We can't have leaves
and we cannot have the sky.
But you can do a lot -
it is tender
hug each other in a dark room.
Are they coming here?
Don't be afraid - these are hums
spring itself -
she comes here.
Come to me.
Give me your lips soon.
Are they breaking down the door?
No - this is ice drift ...
Wild herbs rustle over Babi Yar.
The trees look menacing
in a judicial way.
Everything is silent here screaming
and taking off his cap,
I feel,
how slowly I turn gray.
And myself,
like a continuous silent scream
over thousands of thousands of those buried.
I -
every old man here is shot.
I -
every child here is shot.
Nothing in me
will not forget about it!
"International"
let it thunder
when forever buried
the last anti-Semite on earth.
Jewish blood is not in my blood.
But hated by the hardened malice
I am to all anti-Semites,
like a Jew
and that's why -
I'm a real Russian!
1961
Evgeny Evtushenko. My most-most