Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой...
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его Лицея превратил.
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе — фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Всё тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся — но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг —
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные предань
The forest is crimson with its purple dress,
The frozen frost is faded,
Wait for the day as if involuntarily
And will hide behind the edge of the circumference mountains.
Blaze, fireplace, in my deserted cell;
And you, the wine, the autumn cold friend,
Spill in my chest a pleasant hangover,
A minute oblivion of bitter torments.
I'm sad: my friend is not with me,
With whom would I drink a long time,
Who could shake the hand from the heart
And wish cheerful many years.
I drink alone; more imagination
Around me comrades are calling;
The familiar is not audible approximation,
And my dear soul does not wait.
I drink alone, and on the banks of the Neva
My friends call me today ...
But are there many people out there who feast?
Who else have you missed?
Who changed the captivating habit?
Whom did you get from cold light?
Whose voice fell silent on the brotherly roll call?
Who did not come? Who is not between you?
He did not come, our curly-haired singer,
With fire in the eye, with a sweet guitar:
Under myrtle hands of Italy
He quietly sleeps, and a friendly chisel
Did not trace over the Russian grave
Words in the native language,
So that once I found hello sad
Son of the north, wandering in the land of someone else.
Do you sit in a circle of your friends,
Alien heaven lover restless?
Or again you go through a tropic sultry
And the eternal ice of the midnight seas?
Happy journey! .. From the Lyceum threshold
You jumped on the ship,
And from that time in the seas your road,
O waves and storms beloved child!
You have kept in a wandering destiny
Fine years of original mores:
Lyceum noise, lyceum fun
Among the stormy waves dreamed of you;
You stretched out your hand from behind the sea,
You were the only ones in the young soul who carried us
And he repeated: "For a long separation
We secret rock, perhaps, condemned! "
My friends, our union is beautiful!
He, as a soul, is inseparable and eternal -
He is unshakable, free and careless,
He was crouched under the shadow of amicable muses.
Wherever we are cast by fate
And happiness wherever it led,
We are still the same: the whole world is alien to us;
Fatherland is Tsarskoe Selo.
From edge to edge we pursue a thunder-storm,
Tangled in the networks of fate,
I'm thrilled at the bosom of friendship new,
Charter, prilyks caressing chapter ...
With the plea of my sad and rebellious,
With the trustful hope of the first years,
Friends of a different soul surrendered tender;
But the bitterness was not greet of their greetings.
And now here, in this forgotten wilderness,
In the abodes of the desert blizzards and cold,
To me the sweet was preparing a joy:
Three of you, my soul's friends,
Here I embraced. The poet's house is disgraced,
Oh Pushchin, you first visited;
You have delighted the expulsion of a sad day,
You turned it into the day of his Lyceum.
You, Gorchakov, are lucky from the first days,
Praise you - Fortune shine is cold
I have not changed your soul free:
All the same you for honor and friends.
Destiny is assigned a different path to us;
Stepping into life, we quickly dispersed:
But accidentally a country road
We met and embraced brotherly.
When the wrath came upon me,
For all the stranger, like an orphan,
Under the storm, I head languidly languidly
And I waited for you, the mantle of Permian virgins,
And you have come, the son of laziness is inspired,
Oh Delvig mine: your voice has awakened
Heart heat, so long euthanized,
And I cheerfully blessed fate.
From infancy, the spirit of the songs burned in us,
And we have known the wonderful excitement;
Since infancy, two Muses have flown to us,
And their love was sweet to them:
But I already loved applause,
You, proud, sang for the muses and for the soul;
I spent my gift, like life, without attention,
You brought up your genius in silence.
The service of the Muses does not tolerate fuss;
The beautiful must be majestic:
But youth advises us slyly,
And noisy us please dreams ...
Come to your senses - but it's too late! and sadly
We look back, there are no traces there.
Say, Wilhelm, it was not either with us,
My brother is a native of the museum, by fate?
It's time, it's time! our spiritual torment
Peace is not worth it; Let's leave delusion!
We'll hide life under the shadow of seclusion!
I'm waiting for you, my belated friend -
Come; by the fire of a magic story
Heart devotees