Однажды по весне решил поэт придворный,
Что сочинить шедевр пришла ему пора,
И он взглянул в окно задумчиво и гордо,
Чтоб появилась мысль на кончике пера.
Но прямо под окном на площади соборной
Без устали палач работал топором,
И, прянув от окна, притих поэт придворный,
И чистый лист порвал, и отшвырнул перо.
А тою же весной бродяга неизвестный,
Шагая мимо рек, лесов, садов, полей,
Глазел по сторонам, насвистывая песню,
Которой он мечтал встревожить королей.
Он думал, что не зря вернул кольцо невесте
И нажитым добром прохожих оделял,
Он был уверен в том, что, хоть певца повесьте,
Но песни не дадут покоя королям.
И вскоре, проявив привычную сноровку,
Всем видом показав желание помочь,
На шее у певца стянул палач веревку,
Но песня ожила и улетела прочь.
А позже, дожевав за ужином котлету,
Составил документ разгневанный король
О снятии головы придворному поэту,
Который не умел держать в руках перо.
И долгие года лежали без движенья,
Ржавели от воды, тускнели без мечты,
Теряли смысл и суть слова и выраженья,
Забытые на дне чернильниц золотых.
А мимо шли века, да, мимо шли столетья,
И выросли леса там, где сады цвели,
Но по-прежнему жива и все крылата песня,
Которой до сих пор боятся короли.
Once in the spring the court poet decided,
What to compose a masterpiece came his time,
And he looked out the window thoughtfully and proudly,
To have a thought on the tip of the pen.
But right under the window in the cathedral square
The torturer worked tirelessly with an ax,
And, spitting from the window, the court poet became quiet,
And the blank sheet broke, and threw the pen away.
And in the same spring a tramp unknown,
Walking by the rivers, forests, gardens, fields,
Glazel around, whistling a song,
Which he dreamed of alarming the kings.
He thought he had not in vain returned the ring to his bride
And bought the goodbye of passers-by,
He was sure that, although you hang a singer,
But the songs will not give rest to the kings.
And soon, having shown habitual skill,
With all kind of showing a desire to help,
At the neck of the singer pulled off the hangman rope,
But the song revived and flew away.
And later, after chewing a cutlet for dinner,
An angry king composed the document
On the removal of the head of the court poet,
Who did not know how to hold the pen in his hands.
And for many years they lay without moving,
Rusted with water, faded without a dream,
Losing meaning and essence of words and expressions,
Forgotten at the bottom of ink tanks gold.
And centuries passed by, yes, centuries passed by,
And the forests grew where the orchards blossomed,
But still alive and all the winged song,
Which is still afraid of kings.