В подсвечнике ещё гнездится дым
фитиля, видавшего всю серьёзность пожара,
чёрной ножкой взгромоздился он на дыбы
И стойка что-то неуловимое, но выражала.
По старушечьи сгорбившись в центре воскового Колизея
стояла чахло, припомнив старческие сколиозы, ревматизмы.
В этом деле я скорее феникс, чем хвост пылающего змея -
привык из горстки пепла возрождаться гордой птицей.
Капля свечного огонька повторяла изящество слезы,
позже уступила место темноте, как в камере-обскуре;
по числу огарков, возложенных на весы
можно оценить на сколько я тоскую.
В городе-грехов из сердца что-то было взято
И как Есенин отдавший душу Англетере,
Я навсегда оставил часть себя там
и запечатал в тот захудалый кафетерий:
пространство состояло из словоохотливых официанток,
снующих кругами, как шарик за хвостом,
тебе много нацарапали стихов,
НО ни один из этих словесных меценатов
не поймёт, почему здесь на фоне играет Скайфолл.
***
Я к тебе путь проделал длиною в год,
Это страшно, когда расстояние уже не измеряют километрами;
В моих стихах плохо выстроенный слог
и глаз, взбегая по строке, словно преодолевает барьеры незаметные;
Но я таков,
в этой неряшливой нескладности я вижу красоту,
Когда текст – разбитое блюдце, где трещинки величаются строфой,
Когда чёрный жемчуг букв украшает переборы струн,
в частности, если речь заходит про Скайфолл.
***
Я в тебя вцепился пятернёю чувств, да так,
Что хватка питбуля показалась бы рукопожатием ребяческим, и
твои веки с грацией бабочки распахнули в рай врата
за которыми только и думай, как с ума бы не сойти;
А за спиной шипел проигрыватель, как Дон-Переньон.
Ты дрожала у меня в объятиях, как сейчас дрожит мембрана микрофона,
и я рад, что никто кроме нас с тобою не поймёт
почему здесь на фоне играют ноты Скайфолла!
Smoke still nests in the candlestick
wick, who saw the seriousness of the fire,
he reared up with a black leg
And the rack something elusive, but expressed.
By the old woman hunched in the center of the wax Coliseum
stood withered, remembering senile scoliosis, rheumatism.
In this case, I rather phoenix than the tail of a burning snake -
accustomed from a handful of ashes to revive a proud bird.
A drop of candlelight repeated the grace of tears
later gave way to darkness, as in a camera obscura;
according to the number of stubs assigned to the scales
You can estimate how much I miss.
In the city of sins from the heart something was taken
And as Yesenin who gave his soul to Angletera,
I always left a part of myself there
and sealed in that seedy cafeteria:
the space consisted of talkative waitresses,
scurrying around like a bead by the tail
many verses have scrawled you
BUT none of these verbal patrons
he wonders why Skyfall is playing in the background.
***
I have come a long way to you,
It's scary when the distance is no longer measured in kilometers;
In my poems poorly built syllable
and the eye, running up the line, as if overcoming imperceptible barriers;
But I am such
in this scruffy awkwardness I see beauty,
When the text is a broken saucer, where the cracks are stuck in a stanza,
When black pearl letters decorate the strings,
in particular, if it comes to Skyfall.
***
I clung to you with the fist of feelings, yes,
That a pit bull's grip would seem childish, and
your eyelids with the grace of a butterfly opened the gates to heaven
for which only think how to go crazy;
And behind the back hissed player, like Don Perenon.
You were trembling in my arms, as the membrane of a microphone is now trembling,
and I am glad that no one except you and I will understand
why are there Skyfoll notes playing in the background!