Текст песни Вера Полозкова - Друг друговы
Просмотров
514
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Вера Полозкова - Друг друговы, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Друг друговы вотчины – с реками и лесами,
Долинами, взгорьями, взлетными полосами;
Давай будем без туристов, а только сами.
Давай будто растворили нас, погребли
В биноклевой мгле.
Друг друговы корабли.
Бросаться навстречу с визгом, большими псами,
Срастаться дверьми, широтами, адресами,
Тереться носами,
Тросами,
Парусами,
Я буду губами смугло, когда слаба,
Тебя целовать слегка в горизонтик лба
Между кожей и волосами.
В какой-нибудь самой крошечной из кают,
Я буду день изо дня наводить уют,
И мы будем слушать чаечек, что снуют
Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.
Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,
Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,
А на берегу салют чтоб и карнавал.
Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,
Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,
А соль проедает руки до мяса аж.
Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,
Чтоб если поодиночке – то всем каюк,
Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,
И каждый задира, бес, баловник небес,
На шее зубец
Акулий, но можно без,
И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.
В подзорной трубе пунктиром, едва-едва -
Друг друговы острова.
А Бог будет старый боцман, гроза морей,
Дубленый, литой, в наколках из якорей,
Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,
Устроенный, как герой.
Мы будем ему отрадой, такой игрой
Дельфинов или китят, где-то у кормы.
И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.
И нету местоимения, кроме «мы».
И, трюмы заполнив хохотом, серебром
Дождливым московским – всяким таким добром,
Устанем, причалим, сядем к ребру ребром
И станем тянуть сентябрь как темный ром,
И тихо теплеть нутром.
И Лунья ладонь ощупает нас, строга -
Друг друговы берега.
И вечер перченым будет, как суп харчо.
Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.
И Боцман легонько стукнет тебя в плечо:
- До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.
И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.
И будет назавтра ждать нас далекий риф,
Который пропорет брюхо нам, обагрив
Окрестную бирюзу нами, как закатом.
Долинами, взгорьями, взлетными полосами;
Давай будем без туристов, а только сами.
Давай будто растворили нас, погребли
В биноклевой мгле.
Друг друговы корабли.
Бросаться навстречу с визгом, большими псами,
Срастаться дверьми, широтами, адресами,
Тереться носами,
Тросами,
Парусами,
Я буду губами смугло, когда слаба,
Тебя целовать слегка в горизонтик лба
Между кожей и волосами.
В какой-нибудь самой крошечной из кают,
Я буду день изо дня наводить уют,
И мы будем слушать чаечек, что снуют
Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.
Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,
Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,
А на берегу салют чтоб и карнавал.
Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,
Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,
А соль проедает руки до мяса аж.
Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,
Чтоб если поодиночке – то всем каюк,
Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,
И каждый задира, бес, баловник небес,
На шее зубец
Акулий, но можно без,
И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.
В подзорной трубе пунктиром, едва-едва -
Друг друговы острова.
А Бог будет старый боцман, гроза морей,
Дубленый, литой, в наколках из якорей,
Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,
Устроенный, как герой.
Мы будем ему отрадой, такой игрой
Дельфинов или китят, где-то у кормы.
И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.
И нету местоимения, кроме «мы».
И, трюмы заполнив хохотом, серебром
Дождливым московским – всяким таким добром,
Устанем, причалим, сядем к ребру ребром
И станем тянуть сентябрь как темный ром,
И тихо теплеть нутром.
И Лунья ладонь ощупает нас, строга -
Друг друговы берега.
И вечер перченым будет, как суп харчо.
Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.
И Боцман легонько стукнет тебя в плечо:
- До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.
И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.
И будет назавтра ждать нас далекий риф,
Который пропорет брюхо нам, обагрив
Окрестную бирюзу нами, как закатом.
Another friend of the fiefdom - with rivers and forests,
The valleys, hills, runways;
Let's go without tourists, but only ourselves.
Let's dissolve us, buried
In the binocular darkness.
Other ships are different.
To rush to meet with a screech, big dogs,
Build doors, latitudes, addresses,
To be nuzzled,
Cables,
Sails,
I'll sweat my lips when I'm weak,
You kiss a little in the horizon of your forehead
Between the skin and the hair.
In some tiny of the cabins,
I will bring a cozy day out of the day,
And we will listen to the tea that is scurrying
Along the deck, and the sirens that the waters sing.
So that the wind would bang our bangs and tear the flags,
You will lead, and I'll take the helm,
And on the beach salute so that the carnival.
To take something in bulk, something - boarding,
So that we can not give more than twenty for anything,
And the salt eats hands to the meat already.
To profile in blue, and heading south-south,
So that if one by one - then all kayuk,
So that two young Yang, a smart young man,
And every bully, a demon, a lamb of heaven,
Neck on the neck
Shark, but you can without,
And every lover, evil, young dunce.
In the telescope, dashed, barely -
A friend is a friend of the island.
And God will be an old boatswain, a thunderstorm of the seas,
Tanned, cast, in caps from anchors,
Silently eloquent, like Bill Murray,
Arranged as a hero.
We will be his joy, this game
Dolphins or whales, somewhere near the stern.
And besides water and darkness, there is no other prison.
And there is no pronoun, except "we".
And, the holds filled with laughter, silver
Rainy Moscow - every kind of good,
We'll get tired, berth, we'll sit down to the edge
And we will begin to drag September like a dark rum,
And quietly warm inside.
And Lunia's palm touches us, is strict -
Friend of the other shore.
And the evening will be peppered, like soup kharcho.
So that in the eyelashes kolko and hot.
And the boatswoman will lightly slap you in the shoulder:
"See you soon, brother." Come back rich.
And the breeze in the hair will walk, playful.
And there will be a distant reef for us tomorrow,
Which will propel the belly to us, obagriv
The surrounding turquoise is like a sunset.
The valleys, hills, runways;
Let's go without tourists, but only ourselves.
Let's dissolve us, buried
In the binocular darkness.
Other ships are different.
To rush to meet with a screech, big dogs,
Build doors, latitudes, addresses,
To be nuzzled,
Cables,
Sails,
I'll sweat my lips when I'm weak,
You kiss a little in the horizon of your forehead
Between the skin and the hair.
In some tiny of the cabins,
I will bring a cozy day out of the day,
And we will listen to the tea that is scurrying
Along the deck, and the sirens that the waters sing.
So that the wind would bang our bangs and tear the flags,
You will lead, and I'll take the helm,
And on the beach salute so that the carnival.
To take something in bulk, something - boarding,
So that we can not give more than twenty for anything,
And the salt eats hands to the meat already.
To profile in blue, and heading south-south,
So that if one by one - then all kayuk,
So that two young Yang, a smart young man,
And every bully, a demon, a lamb of heaven,
Neck on the neck
Shark, but you can without,
And every lover, evil, young dunce.
In the telescope, dashed, barely -
A friend is a friend of the island.
And God will be an old boatswain, a thunderstorm of the seas,
Tanned, cast, in caps from anchors,
Silently eloquent, like Bill Murray,
Arranged as a hero.
We will be his joy, this game
Dolphins or whales, somewhere near the stern.
And besides water and darkness, there is no other prison.
And there is no pronoun, except "we".
And, the holds filled with laughter, silver
Rainy Moscow - every kind of good,
We'll get tired, berth, we'll sit down to the edge
And we will begin to drag September like a dark rum,
And quietly warm inside.
And Lunia's palm touches us, is strict -
Friend of the other shore.
And the evening will be peppered, like soup kharcho.
So that in the eyelashes kolko and hot.
And the boatswoman will lightly slap you in the shoulder:
"See you soon, brother." Come back rich.
And the breeze in the hair will walk, playful.
And there will be a distant reef for us tomorrow,
Which will propel the belly to us, obagriv
The surrounding turquoise is like a sunset.