(читает: Александр Дубина)
Мы расположились на привал в оазисе. Спутники спали. Один араб, высокий и белый, прошел мимо меня; он задал корм верблюдам и пошел спать.
Я упал спиной в траву; я хотел спать; я не мог уснуть; жалобный вой шакала вдали; я снова сел. И то, что было так далеко, оказалось вдруг близко. Толкотня шакалов вокруг меня; тусклым золотом вспыхивающие, потухающие глаза; гибкие тела, равномерно и юрко движущиеся, как под плетью.
Один подошел сзади, протиснулся под мою руку, тесно прижался ко мне, словно нуждаясь в моем тепле, затем встал передо мной, почти глаза в глаза:
— Я — старейший шакал в этих местах. Я счастлив, что еще могу приветствовать тебя здесь. Я уже почти оставил надежду, ибо мы ждем тебя бесконечно долго: моя мать ждала, и ее мать, и дальше все ее матери вплоть до матери всех шакалов. Поверь мне!
— Это удивляет меня, — сказал я и забыл зажечь дрова, которые лежали наготове, чтобы отпугивать шакалов их дымом, — мне очень удивительно это слышать. Я лишь случайно попал сюда с далекого севера и нахожусь в короткой поездке. Чего же вы хотите, шакалы?
И, как бы поощренные этим, возможно, слишком приветливым обращением, они плотнее сомкнули свой круг около меня; все дышали коротко и шипя.
— Мы знаем, — начал старейший, — что ты с севера, на этом-то и строится наша надежда. Там есть разум, которого не найти здесь, среди арабов. Из этого холодного высокомерия нельзя, понимаешь, высечь ни искры разума. Они убивают животных, чтобы пожирать их, а мертвечиной они пренебрегают.
— Не говори так громко, — сказал я, — поблизости спят арабы.
— Ты действительно чужеземец, — сказал шакал, — а то бы ты знал, что никогда за всю мировую историю шакал не боялся араба. С чего нам бояться их? Разве это не достаточное несчастье, что мы заброшены среди такого народа?
— Возможно, возможно, — сказал я, — я не осмеливаюсь судить о вещах, которые так далеки от меня; тут, кажется, очень старый спор; он, значит, наверно, в крови; значит, может быть, только кровью и кончится.
— Ты очень умен, — сказал старый шакал; и все задышали еще быстрее; изо всей силы легких, хотя и стояли не шевелясь; горький запах, который порой можно было вынести только сжав зубы, струился из их открытых пастей, — ты очень умен; то, что ты говоришь, соответствует нашему старому учению. Мы у них отнимем, значит, их кровь, и спор кончится.
— О! — сказал я вспыльчивее, чем того хотел. — Они будут защищаться; они кучами перестреляют вас из своих ружей.
— Ты неверно понял нас, — сказал он, — по людскому обычаю, который, значит, и на дальнем севере тот же. Мы же не будем их убивать. В Ниле не хватило бы воды, чтобы нам отмыться. Мы же, стоит нам лишь увидеть их вживе, убегаем на более чистый воздух, в пустыню, которая поэтому и есть наша родина.
И все шакалы вокруг — а к ним тем временем прибежало издалека еще множество — опустили головы между передними ногами и стали скрести их лапами; казалось, им хотелось скрыть свое отвращение, настолько страшное, что лучше бы мне высоким прыжком вырваться из их круга.
— Что же вы намерены делать? — спросил я и попытался встать; но встать я не мог; два молодых зверя впились сзади зубами в мой пиджак и рубашку.
— Они держат твой шлейф, — объясняюще и серьезно сказал старый шакал, — это почесть.
— Пусть они отпустят меня! — воскликнул я, обращаясь то к старому, то к молодым.
— Они, конечно, отпустят, — сказал старый, — если ты этого требуешь. Но надо немного подождать, ибо, по обычаю, они глубоко впились зубами и должны медленно разжимать челюсти. Тем временем выслушай нашу просьбу.
— Ваше поведение сделало меня не очень восприимчивым к ней, — сказал я.
— Не наказывай нас за нашу неловкость, — сказал он и
(reads: Alexander Dubina)
We camped in an oasis. The companions were asleep. One Arab, tall and white, walked past me; he gave the camels food and went to bed.
I fell back into the grass; I wanted to sleep; I could not sleep; the plaintive howl of a jackal in the distance; I sat down again. And what was so far away was suddenly close. The crowding of jackals around me; flashing, dying eyes like dull gold; flexible bodies, evenly and briskly moving, as if under a whip.
One came up from behind, squeezed under my arm, pressed close to me, as if needing my warmth, then stood in front of me, almost eye to eye:
- I am the oldest jackal in these places. I am happy that I can still welcome you here. I have almost given up hope, for we have been waiting for you for an infinitely long time: my mother was waiting, and her mother, and then all her mothers, up to the mother of all jackals. Believe me!
“This surprises me,” I said, and I forgot to light the wood that was at the ready to scare away the jackals with their smoke, “I am very surprised to hear that. I just happened to get here from the far north and am on a short trip. What do you want, jackals?
And, as if encouraged by this, perhaps too friendly, treatment, they closed their circle more tightly around me; everyone breathed short and hiss.
“We know,” the elder began, “that you are from the north, and this is where our hope is based. There is intelligence there that cannot be found here among the Arabs. From this cold arrogance it is impossible, you understand, to strike a spark of reason. They kill animals in order to devour them, and they neglect carrion.
“Don't speak so loudly,” I said. “Arabs are sleeping nearby.
“You really are a stranger,” said the jackal, “otherwise you would know that never in the history of the world has a jackal been afraid of an Arab. Why should we be afraid of them? Isn't it unfortunate enough that we are abandoned among such a people?
“Perhaps, perhaps,” I said, “I dare not judge things that are so far from me; there seems to be a very old dispute; it means, probably, in blood; it means, perhaps, only blood will end.
“You are very clever,” said the old jackal; and everyone breathed even faster; with all the strength of the lungs, although they did not move; a bitter smell, which at times could be borne only by clenching your teeth, streamed from their open mouths - you are very clever; what you say is in line with our old teaching. We will take away from them, which means their blood, and the dispute will end.
- ABOUT! - I said more hot-tempered than I wanted. - They will defend; they will shoot you in heaps with their guns.
“You have misunderstood us,” he said, “according to human custom, which, therefore, is the same in the far north. We're not going to kill them. There wouldn't be enough water in the Nile to wash us off. We, as soon as we see them live, run away into cleaner air, into the desert, which is therefore our homeland.
And all the jackals around - and in the meantime many more came running to them from afar - dropped their heads between their front legs and began to scratch them with their paws; they seemed to want to hide their disgust, so terrible that it would be better for me to break out of their circle with a high jump.
- What do you intend to do? I asked and tried to get up; but I could not get up; two young beasts bit into my jacket and shirt from behind.
“They hold your train,” the old jackal said, explainingly and seriously. “It's an honor.
- Let them let me go! - I exclaimed, turning now to the old, now to the young.
- They, of course, will let go, - said the old one, - if you demand it. But you have to wait a bit, because, according to custom, they have sunk their teeth deeply and must slowly open their jaws. In the meantime, listen to our request.
“Your behavior made me not very receptive to her,” I said.
“Don't punish us for our awkwardness,” he said and