Жил старый дрозд — он пел всегда перед грозой кому не лень.
Пел в полный рост и не летал за горизонтом, где светлей.
Над ним орлы до слез смеялись в вышине: «Какой дурак!»
А дрозд не злым стихом угля давал стране за просто так..
Такой чудной — птенцом зеленым голосил и так всю жизнь!
Как заводной, его любили, он любил. Как вечный жид
Был обречен на муки странствий в лабиринтах тайных нот.
И не при чем гнезда убранство и шуршание банкнот.
Старел, смеясь, но грустных песен прибавлялось с каждым днем.
А лес сиял, по ходу превратив в мочало синий лен.
Но, как всегда, когда свинцовой тучей в небе шла гроза:
Вот это да! Крутой стервятник срочно требовал дрозда!
Да не вопрос! Там, где гордыне место, гордость не живет.
Крутым был дрозд, его лишь крылья волновали, не живот.
Старик взлетал на ровно столько, сколько нужно для души.
И пел с листа, разворошить грозы окружность он спешил.
Даже белки сходили с ума, даже козы прекращали пастись.
Аплодировал ему Сусуман и на Рублевке кто-то песню просил.
Даже белки сходили с ума, даже козы прекращали пастись.
Аплодировал ему Сусуман и на Рублевке кто-то песню просил.
Спешил старик, он точно знал, что уже пройден Рубикон, Спешил дарить не просто так, а прямиком, Судьбу свою, как сумасшедший полуночник лунный серп.
Стар или юн: он говорил о том не очень и не всем.
Даже белки сходили с ума, даже козы прекращали пастись.
Аплодировал ему Сусуман и на Рублевке кто-то песню просил.
Даже белки сходили с ума, даже козы прекращали пастись.
Аплодировал ему Сусуман и на Рублевке кто-то песню просил.
There lived an old thrush - he always sang before a thunderstorm to whom not laziness.
He sang at full length and did not fly beyond the horizon, where it is lighter.
Above him, the eagles laughed to the top in tears: "What a fool!"
A thrush did not give evil to the country for simple reason.
Such a wonderful - a green chick and so all my life!
As a clockwork, he was loved, he loved. As an eternal liquid
Was doomed to the agony of wandering in the labyrinths of secret notes.
And nothing to do with nest decoration and rustling of banknotes.
He grew old, laughing, but sad songs were added every day.
And the forest was shining, turning blue flax into the mocha along the way.
But, as always, when a lead cloud in the sky was a thunderstorm:
Wow! Steep vulture urgently needed thrush!
Sure, not a problem! Where pride is a place, pride does not live.
The thrush was steep, its wings only worried, not the stomach.
The old man took off just as much as needed for the soul.
And he sang from a sheet, thundered a thunderstorm circle he was in a hurry.
Even the squirrels went crazy, even the goats stopped grazing.
Applauded by Susuman and Rublevke, someone asked for a song.
Even the squirrels went crazy, even the goats stopped grazing.
Applauded by Susuman and Rublevke, someone asked for a song.
The old man was in a hurry, he knew for sure that Rubicon had already passed, Hurried to give not simply, but straight, His fate, like a crazy midnight moon crescent.
Old or young: he talked about it not very much and not all.
Even the squirrels went crazy, even the goats stopped grazing.
Applauded by Susuman and Rublevke, someone asked for a song.
Even the squirrels went crazy, even the goats stopped grazing.
Applauded by Susuman and Rublevke, someone asked for a song.