Померкнул свет,
Потух очаг,
Король сложил главу на подступах к столице.
Событий нет
Иных, чем бед.
Несут гонцы лихое эхо от границы.
В порту галдёж,
Пакуют груз,
Дают полцарства за скамейку на триере.
Кругом грабёж,
Надежда - ложь,
И нам придётся оставаться на премьере.
И мы танцуем в тронном зале среди брошенных на произвол реликвий.
Со стен глядят на нас растерянно портретов обесцвеченные лики.
Когда падёт могучий Рим и первый варвар въедет в оперный театр
Верхом на бронзовом коне, тут станет ясно кто плебей, а кто - сенатор.
Прощальный бал,
Балкон в цветах,
Горят предместья, фейерверк оплачен кровью.
Развеет галл
Сомнения в прах,
Махнет старуха смерть косой у изголовья.
Кому - трофей,
Кому - триумф,
Кому кинжал врага по рукоятку в горло.
Кого кормить мышей
Отправят в трюм,
Не удивит галерный раб манерой лорда.
И если вынесет нас щепками потоком неизбежных потрясений,
Изрядно вымотав в пути, на опустевший и угрюмый плёс осенний,
Мы сядем греться у костра, и наблюдать, как умирает с каждым годом
Держава, сломленная собственным великим, но юродивым народом.
Пуста казна,
Меч затуплён,
Нам не узнать похвальной участи героев.
Мы пьём до дна
Позор племён,
Теряя Веру и Язык, и выход к морю.
Мы танцевали в тронном зале, упиваясь обретённою свободой,
А ветер гнал наперекор течению мутные изменчивые воды,
Шагать на глиняных ногах, летать на сломанных крылах - премудрость древних.
Прости, покинутая мать, прости, поруганная мать, сынов неверных...
P.S.
И те, кто знал, и все, кто мог, шагнули молча за порог - и в Зазеркалье.
И тех, кто пел о тех, кто смел, глушил на каждом перекрёстке лай шакалий.
Когда оттают ледники, нас раскопают лыжники в мохнатых шапках,
И будут долго изучать, но не сломается печать молчания... жалко...
The light faded
The hearth died out
The king laid the head on the outskirts of the capital.
No events
Other than troubles.
The messengers carry a dashing echo from the border.
In the port of Galdež,
Pack the cargo
Give half the kingdom for a bench on the trireme.
Around robbery
Hope is a lie
And we have to stay at the premiere.
And we are dancing in the throne room among the relics abandoned to their own devices.
From the walls, bleached faces look at us with bewildered portraits.
When the mighty Rome falls and the first barbarian enters the opera house
Riding a bronze horse, it will become clear who is a plebeian and who is a senator.
Farewell ball
Balcony in flowers
Suburbs burn, fireworks paid for in blood.
Gall will fly
Doubts in the dust
The old woman waved her death by a scythe at the head of the bed.
To a trophy
To triumph
To the dagger of the enemy on the handle in the throat.
Who to feed the mice
Sent to the hold
Not surprised galley slave manner of the Lord.
And if he puts us in chips with a stream of inevitable shocks,
Fairly exhausted on the way, to the deserted and gloomy autumn reach,
We sit down to bask around the campfire, and watch us die every year.
Power, broken by its own great, but holy fool.
The treasury is empty
The sword is dull
We do not know the laudable fate of the heroes.
We drink to the bottom
Shame on the tribes
Losing Faith and Language, and access to the sea.
We danced in the throne room, reveling in the newfound freedom
And the wind drove against the current muddy variable waters,
Walking on clay feet, flying on broken wings is the wisdom of the ancients.
Sorry, abandoned mother, sorry, scolded mother, sons of infidels ...
P.S.
And those who knew, and all who could, silently stepped over the threshold - and through the Looking Glass.
And those who sang about those who dared, jammed jackal barking at every intersection.
When the glaciers thaw out, skiers in furry hats dig us out
And they will study for a long time, but the seal of silence will not break ... it is a pity ...