В незапамятные времена
Жил на свете бродячий актёр.
Сапогами пинал
По дорогам камни и сор
И показывал вздор,
И рассказывал вздор…
И лупили в ладоши,
Если вечер случался хороший,
В честь его лицедейства
И налогоплательщик, и вор.
И была у бродяги
В стародавней заплечной суме
Из тряпья и бумаги,
С позолотою на кайме –
Словно вышла из сказки,
Недосказанной, как на грех, –
Лицедейская маска…
А на ней – то ли плач, то ли смех.
Как-то раз ближе к ночи,
В вечер праздничный, в летний зной,
Он в таверне закончил
Свой спектакль немудрёной.
В общем смехе и крике
Собирал он монеты свои
У толпы многоликой,
Как вдруг кто-то встал со скамьи…
И в притихшей таверне,
Отчего-то ввергнутой в шок,
Этот кто-то походкою мерной
К лицедею прошёл.
Миг спустя в актёрскую руку,
Что едва подняться смогла,
Под синкопы сердечного стука
Звонко тяжесть легла.
Лицедей покачнулся,
Будто вмиг задрожала земля.
Тихо бились в руке вместе с пульсом…
Королевские вензеля.
Он ушёл, держа без опаски
В мёртвых пальцах богатый успех,
Не снимая потрёпанной маски…
А на ней – то ли плач, то ли смех.
Так он стал королевским актёром,
И отныне по вечерам
Выходил на подмостки к придворным,
А по сути – законным ворам.
Жизнь тянулась легко и неспешно,
Он о прежних дорогах забыл,
А из ветоши маску, конечно,
На хрустальную маску сменил.
Он блистал! Он блистал, но однажды,
По прошествии нескольких лет,
Начался государственно-важный
В королевском театре банкет.
За столами, накрытыми в зале,
Отдыхали и гости, и двор,
И актёра в разгаре позвали,
Чтоб смешил королевский актёр.
Он привычно вышел на сцену,
Как не раз до того выходил…
И услышал: «За крупную цену
Я его в таверне купил…»
Свет померк. Нет, его не гасили…
Позабылась готовая роль.
И стоял лицедей, словно были
В этом зале лишь он и король.
Все сидели и ждали начала,
Но актёр крепко стиснул уста.
В гробовом, нереальном молчанье
Разлетелся по полу хрусталь…
Через сутки закончилась сказка.
И, когда поднял руку палач,
Лицедей вновь надел свою маску,
А на ней – то ли смех, то ли плач…
In times immemorial
There was a wandering actor in the world.
Boots with the boots
On the roads stones and rubbish
And he showed rubbish,
And he told rubbish ...
And they clapped their hands,
If the evening was good,
In honor of his acting
And a taxpayer, and a thief.
Also was at the tramp
In the old-fashioned bracelet
Of rags and paper,
With gilding on the rim -
As if she came out of a fairy tale,
Unspoken, as a sin, -
The face mask ...
And on it - whether crying, or laughter.
One day closer to the night,
In the evening festive, in the summer heat,
He finished the tavern
His performance is unwise.
In general laughter and screaming
He collected his coins
The crowd is multifaceted,
Suddenly someone got up from the bench ...
And in a quiet tavern,
For some reason plunged into shock,
This someone walk gauged
I went to the jury.
A moment later in the actor's hand,
What could barely get up,
Under syncope of heart beat
The weight fell heavily.
The man lurched,
As if the earth trembled instantly.
Quietly fought in the hand with the pulse ...
Royal monograms.
He left without fear
In the dead fingers of a rich success,
Without removing the battered mask ...
And on it - whether crying, or laughter.
So he became a royal actor,
And from now on in the evenings
I went out on stage to the courtiers,
And in fact - to legitimate thieves.
Life stretched easily and slowly,
He forgot about the old roads,
And from the rags mask, of course,
I changed the crystal mask.
He was shining! He was shining, but one day,
After a few years,
The state-important
In the royal theater a banquet.
At the tables, set in the hall,
Rested and guests, and the courtyard,
And the actor was called in the midst,
To make the king's actor laugh.
He habitually went on stage,
How many times before I left ...
And he heard: "For a large price
I bought it in a tavern ... "
The light faded. No, it was not extinguished ...
The finished role was forgotten.
And stood a lycee, as if
In this room only he and the king.
All sat and waited for the beginning,
But the actor clenched his mouth tightly.
In a grave, unreal silence
Shattered the floor of the crystal ...
After a day the fairy tale ended.
And, when he raised the hand of the executioner,
The lyceum once again put on his mask,
And on it - whether laughter, or crying ...