Текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 6 отрывок 6
Просмотров
50
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Раз-два-три, ветер изменится - Глава 6 отрывок 6, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
И дальше происходит нечто, о чем сложно будет написать в мемуарах и рассказать на вечернем ток-шоу: доктор Лектер дотрагивается до моего плеча, и его рука скользит вдоль моих лопаток – он обнимает меня и прижимает к себе. От него приятно пахнет цветами – чуть позже я случайно узнаю, что так пахнут фрезии и гвоздика, – у него удивительно крепкие руки и внушающий голос, которым стоит записывать подкасты о самогипнозе. Доктор Лектер говорит со мной так, словно рассказывает о плюсах стратегии сокращения социальной помощи и введении дополнительного налога на суицид, но в тот момент я подвергаю сомнению то, что он обнимает меня из профессиональной вежливости. Возможно, потому, что он упирается подбородком в мой лоб – очень личное прикосновение – и гладит меня по спине.
Может, это не его чувство долга. Может, это его человеческое желание помочь.
- Конечно же, нет, Уилл. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны были стать жертвой.
- Вы не понимаете, - говорю, широко открыв глаза и вцепившись в лацканы его пиджака. – Вы ничего не понимаете… Я ведь… - глотаю слова и кашляю, потому что не могу выдавить из себя законченное предложение.
Дело, наверное, в том, что к двадцати трем годам мой тактильный опыт ограничивался мамой и двумя девушками. К тому же, в тот день я переживал поистине божественные перспективы умереть за других людей, поэтому, когда я оказался зажатым между чужим теплым телом и руками, которые не пытаются душить, а хотят сберечь, я растерялся. Я думаю, я дрожал; доктор Лектер гладил меня по шее, как щенка, который боится выходить на улицу, и очень тихо разговаривал со мной:
- Вы не виноваты, Уилл, - мне очень хотелось поверить в это; правда, мой личный опыт свидетельствовал о противоположном. Постфактум я очень удачно использую многосложные слова и сложноподчиненные предложения, в тот день все носило характер отрывочной переписки Морзе. Мои воспоминания о том дне не длиннее пары секунд: вот его ладонь дотрагивается до ворота моей рубашки, вот он расстегивает пуговицу, чтобы дать мне больше воздуха. Вот я поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами, и он мягко улыбается мне, как будто поощряя мое желание смотреть на него.
Доктор Лектер касается пальцами моей шеи и чуть надавливает на позвонок, растирая кожу:
- Уилл, слушайте мой голос. Вы не виноваты, Уилл. Вы не должны винить себя.
Я отвечаю: «Да-да», - и крепче сжимаю ладони на его пиджаке. Доктор Лектер становится стеной между внешним миром и мной, и поэтому я упираюсь лбом в его плечо, сильно зажмуриваясь, чтобы слышать не стук лопаты о промерзшую землю, не перекрикивание чаек, не шепот полицейских, а его глухой, уверенный голос: «Вы не виноваты».
Но он же не понимает, правда? Он не знает, что я лежал с ними, я уже был здесь, я видел все это и участвовал в этом. Он говорит, что я не виноват, и это его гуманное желание помощь страдающему, вне зависимости от реального положения дел.
Может, это не его чувство долга. Может, это его человеческое желание помочь.
- Конечно же, нет, Уилл. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны были стать жертвой.
- Вы не понимаете, - говорю, широко открыв глаза и вцепившись в лацканы его пиджака. – Вы ничего не понимаете… Я ведь… - глотаю слова и кашляю, потому что не могу выдавить из себя законченное предложение.
Дело, наверное, в том, что к двадцати трем годам мой тактильный опыт ограничивался мамой и двумя девушками. К тому же, в тот день я переживал поистине божественные перспективы умереть за других людей, поэтому, когда я оказался зажатым между чужим теплым телом и руками, которые не пытаются душить, а хотят сберечь, я растерялся. Я думаю, я дрожал; доктор Лектер гладил меня по шее, как щенка, который боится выходить на улицу, и очень тихо разговаривал со мной:
- Вы не виноваты, Уилл, - мне очень хотелось поверить в это; правда, мой личный опыт свидетельствовал о противоположном. Постфактум я очень удачно использую многосложные слова и сложноподчиненные предложения, в тот день все носило характер отрывочной переписки Морзе. Мои воспоминания о том дне не длиннее пары секунд: вот его ладонь дотрагивается до ворота моей рубашки, вот он расстегивает пуговицу, чтобы дать мне больше воздуха. Вот я поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами, и он мягко улыбается мне, как будто поощряя мое желание смотреть на него.
Доктор Лектер касается пальцами моей шеи и чуть надавливает на позвонок, растирая кожу:
- Уилл, слушайте мой голос. Вы не виноваты, Уилл. Вы не должны винить себя.
Я отвечаю: «Да-да», - и крепче сжимаю ладони на его пиджаке. Доктор Лектер становится стеной между внешним миром и мной, и поэтому я упираюсь лбом в его плечо, сильно зажмуриваясь, чтобы слышать не стук лопаты о промерзшую землю, не перекрикивание чаек, не шепот полицейских, а его глухой, уверенный голос: «Вы не виноваты».
Но он же не понимает, правда? Он не знает, что я лежал с ними, я уже был здесь, я видел все это и участвовал в этом. Он говорит, что я не виноват, и это его гуманное желание помощь страдающему, вне зависимости от реального положения дел.
And then something happens that will be difficult to write in memoirs and tell on the evening talk show: Dr. Lecter touches my shoulder, and his hand slides along my shoulder blades - he hugs me and presses me to him. It smells nice with flowers - a little later I accidentally find out that freesia and cloves smell like that - he has amazingly strong hands and an impressive voice, which should be written down podcasts about self-hypnosis. Dr. Lecter speaks to me as if he talks about the benefits of a strategy for reducing social assistance and imposing an additional tax on suicide, but at that moment I question that he hugs me out of professional politeness. Perhaps because he rests his chin on my forehead - a very personal touch - and strokes me on the back.
Maybe it's not his sense of duty. Maybe it's his human desire to help.
"Of course not, Will." You are not guilty of anything. You should not have been a victim.
"You do not understand," I say, opening my eyes wide and clinging to the lapels of his jacket. "You do not understand a thing ... I'm ..." I swallow words and cough, because I can not squeeze out a complete sentence.
The thing, probably, is that by the age of twenty-three my tactile experience was limited to my mother and two girls. Besides, that day I was experiencing truly divine prospects to die for other people, so when I was sandwiched between someone else's warm body and hands that did not try to strangle, but wanted to be saved, I was confused. I think I was shaking; Dr. Lecter stroked my neck like a puppy who was afraid to go out into the street, and spoke very quietly to me:
"It's not your fault, Will," I really wanted to believe it; True, my personal experience showed the opposite. Post-factum I very successfully use polysyllabic words and complex sentences, on that day everything had the character of Morse's sketchy correspondence. My memories of that day are not longer than a couple of seconds: here is his palm touching the collar of my shirt, here he unbuttons the button to give me more air. So I raise my head and meet his eyes, and he smiles gently at me, as if encouraging my desire to look at him.
Dr. Lecter touches my neck with his fingers and presses a little on the vertebra, rubbing the skin:
"Will, listen to my voice." You are not to blame, Will. You do not have to blame yourself.
I answer: "Yes, yes," and I squeeze my palms harder on his jacket. Dr. Lecter becomes a wall between the outside world and me, and so I put my forehead against his shoulder, squeezing my eyes shut to hear the shovel not knocking on the frozen ground, not shouting gulls, not whispering policemen, but his deaf, confident voice: "You are not to blame ".
But he does not understand, right? He does not know that I was lying with them, I was already here, I saw all this and participated in it. He says that I am not guilty, and this is his humane desire to help the sufferer, regardless of the actual state of affairs.
Maybe it's not his sense of duty. Maybe it's his human desire to help.
"Of course not, Will." You are not guilty of anything. You should not have been a victim.
"You do not understand," I say, opening my eyes wide and clinging to the lapels of his jacket. "You do not understand a thing ... I'm ..." I swallow words and cough, because I can not squeeze out a complete sentence.
The thing, probably, is that by the age of twenty-three my tactile experience was limited to my mother and two girls. Besides, that day I was experiencing truly divine prospects to die for other people, so when I was sandwiched between someone else's warm body and hands that did not try to strangle, but wanted to be saved, I was confused. I think I was shaking; Dr. Lecter stroked my neck like a puppy who was afraid to go out into the street, and spoke very quietly to me:
"It's not your fault, Will," I really wanted to believe it; True, my personal experience showed the opposite. Post-factum I very successfully use polysyllabic words and complex sentences, on that day everything had the character of Morse's sketchy correspondence. My memories of that day are not longer than a couple of seconds: here is his palm touching the collar of my shirt, here he unbuttons the button to give me more air. So I raise my head and meet his eyes, and he smiles gently at me, as if encouraging my desire to look at him.
Dr. Lecter touches my neck with his fingers and presses a little on the vertebra, rubbing the skin:
"Will, listen to my voice." You are not to blame, Will. You do not have to blame yourself.
I answer: "Yes, yes," and I squeeze my palms harder on his jacket. Dr. Lecter becomes a wall between the outside world and me, and so I put my forehead against his shoulder, squeezing my eyes shut to hear the shovel not knocking on the frozen ground, not shouting gulls, not whispering policemen, but his deaf, confident voice: "You are not to blame ".
But he does not understand, right? He does not know that I was lying with them, I was already here, I saw all this and participated in it. He says that I am not guilty, and this is his humane desire to help the sufferer, regardless of the actual state of affairs.