Здесь жизнь течет, как и текла - без изменений,
Углем красотки в зеркалах подводят тени
И взявшись под руки, выходят на прогулки,
Пустым бульваром огибают переулки.
И в их накрученных головках, словно в сказках,
Всплывают милые брюнеты в водолазках,
А наяву лишь свист шпаны да лай собаки,
Да бесконечные гуляния, да драки.
Под крик старьевщиков: "Берем!" старик украдкой
Несет старухино тряпье к чумной татарке,
Исторговавшись, прячет выручку в подкладку,
Браня татарку и предчувствуя разгадку.
Подросток, сизый от прыщей, терзает скрипку
На зависть асов-палачей - изящной пыткой,
Там, как в аквариумах рыба расторопна,
Старухи носом прилипают к потным стеклам.
Там я входил в большую жизнь щенком безродным,
Сок сорняком тянул с хрущевских огородов
И, как ведется, ненавидел школьный зуммер…
Я там весной родился и зимою умер.
Это ли я, проплывающий рыбкой
По тихой заводи бывшей хрущевки,
В шапке, натянутой словно улыбка
Провинциальной актрисы-дешевки,
В полупальто, популярным лишь в Коми,
Невероятный, постольку поскольку,
Слухи ползут: то ли я в желтом доме
За буйный разум, прикрученный к койке,
То ли, на стройке народной дерзая,
Шлюхе-кладовщице пел комплименты.
Вот и за то ее мужем Мазаем
Сечкой капустной зарублен в клозете.
Это ли я, нагло и незаконно,
Перемахнул, словно витязь библейский,
Из карантина живых, чьи кордоны
Крепче пикетов границ всерасейских?
Here life flows, as has flowed - no change,
Beauty coal in mirrors shadow
And holding hands, go for a walk,
Empty boulevard envelope alley.
And in their twisted heads, as if in fairy tales,
Cute brunettes are pop up in turtlenecks,
And in reality only whistle Sppaen Yes, bang dogs,
Yes, endless guys, yes fighting.
Under the cry of Oldevists: "Take!" Old man stealing
Carries old rags to a plague Tatar,
Foresting, hides revenue into the lining,
Breña Tatar and the anticipation of the rays.
Teenager, SIZY from acne, torments the violin
On envy ass-executive - elegant torture,
There, as in the aquariums, fountaining fish,
Old women nose stick to the sweeping glasses.
There I was in a great life with a puppy faded,
Sorry's juice pulled from Khrushchev gardens
And, as is done, the school buzzer hated ...
I was born there in the spring and died in winter.
Is it a floating fish
By a quiet rainfold of the former Khrushchev,
In the header, stretched like a smile
Provincial actress-cheap,
In a semi-trap, popular only in Komi,
Incredible, so far because
Rumors crawled: Whether I'm in a yellow house
For the riveted mind, screwed to bed,
Whether, at the construction site, folk jerking,
Skore-storekeeper sang compliments.
So for her husband mazaz
Sonya cabbage carved in a close.
Are I, brazen and illegally,
Praw, like the Vityaz biblical,
From quarantine alive, whose cordons
Strong the pickets of the boundaries of the All-May?