Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,
Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду –
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн –
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.
Голуби воркуют, слышишь, сделаем шаг,
На согретый тёплой крышей старый чердак.
И мурашки по спине –
Мальчик маленький в окне
Улыбнётся мне.
Господи всемилостивый, – это же я –
Может быть, приснилось мне, а, может быть, пьян.
Сорок лет почти один,
Лампу тру как Алладин.
Может, это джинн?
Ну как, малыш, твои дела?
На третьем этаже
Ещё все целы зеркала,
И всё в порядке.
Кинотеатры гонят план –
Во весь экран
"Фанфан–тюльпан".
Пылится кожаный диван;
Ему лет сто уже, –
На нём когда–то ты сдавал
Туза к десятке,
И губы подпалив бычком,
Мечтал выиграть жизнь в очко
И стать артистом как Крючков.
Посмотри на дядю, мальчик,
Дядя – артист.
Ну, сбылась твоя мечта,
Но как же хочется вниз!
Птицу–жар держу рукой,
Поменялся я б с тобой
На карман пустой,
Чтобы снова выбежать
В огромный наш двор,
Перелезть с мальчишками
Через забор,
И стремглав умчаться в мир,
Где заиграны до дыр
Две колоды стир.
Белье просохшее висит,
Как флаги в ноябре,
А город с крыши так красив –
Ума лишиться.
Ты что–то про него споешь,
Чумазый питерский гаврош,
Сжимая крик как финский нож.
И будешь долго у небес
Признания просить
До той поры, пока тебе
Не стукнет тридцать.
Но заболтался я – пора
Мне покидать свое "вчера".
Прощай. Ни пуха ни пера.
Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,
Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду –
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн –
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.
When fatigue knocks down
And sleep on the go
When silent doorbell
And tea is cold ,
And even my beloved dog ,
Pursing her tail
No good waiting
I remembered the rules ,
Go to the street -
My store is always open ,
It has a port -
Wine bygone years ,
When my father was paying for the light
Thirty of the darkest year.
Pigeons coo , hear , take a step ,
Warmed on a warm roof old attic.
And the goose back -
Little boy in the window
I smile .
Merciful Lord , - that's me -
Maybe I dreamed , and maybe drunk.
Forty years, almost one
Labor as Aladdin lamp .
Maybe it's the genie ?
Well , kid, are you?
On the third floor
Everything is still intact mirror
And everything is in order .
Cinemas driven plan -
Full Screen
" Fanfan la tulip ."
Dusts leather sofa ;
He has a hundred years -
It once you handed
Ace to ten,
And lips tan sculpin ,
Dreamed of winning a point in life
And to become an artist as Kryuchkov .
Look at his uncle , boy,
Uncle - artist.
Well, your dream has come true ,
But how do you want down!
Bird - heat hold hand
I'd exchanged with you
On the pocket is empty,
To run out again
In our huge yard,
Climbing with the boys
Over the fence ,
And headlong rush off to the world ,
Where to tune up holes
Two deck washing .
Underwear hanging dried out ,
As flags in November
And the city from the roof is so beautiful -
Mind losing .
Did you say something about him sing ,
Gavroche grimy St. Petersburg ,
Clutching cry as a Finnish knife .
And you will be in heaven for a long time
Confessions ask
Until such time as you
Do not knock thirty.
But I chattering too much - it's time
I abandon its " yesterday."
Goodbye . Break a leg .
When fatigue knocks down
And sleep on the go
When silent doorbell
And tea is cold ,
And even my beloved dog ,
Pursing her tail
No good waiting
I remembered the rules ,
Go to the street -
My store is always open ,
It has a port -
Wine bygone years ,
When my father was paying for the light
Thirty of the darkest year.