Я прихожу сюда, когда мне плохо.
Не для того, чтобы мне стало хорошо, а попросить прощения.
Пусть на мгновение отпустит это что-то -
Я не научился жить после поражения.
И каждый раз не происходит ничего,
Лишь в кармане друг о друга снова трутся фотографии.
Сильней, чем боль эта заноза в биографии,
Которую не вытащить иголкой, пока я живой.
Я не жалею ни о чём и каяться за мелочёвку
Я не собираюсь - не продался и не продаюсь.
И мне останется развеять прах мечты, иллюзии
У обелиска, под которым кости наших муз.
Так пусть вся эта пыль взовьётся чёрной тучей
И закроет небо, где дрожит Никториума флаг,
Ведь моих лучших забирают города заблудших душ.
Я слушаю, как воют вслед им стаи дворовых собак.
Тяжёлый дождь прольётся в память наших общих песен,
И молния устроит небосводу кесарево.
Гром, вороньё и мои бесы - все свидетели
Того, как время прошлое становится безвестием.
Уже готов упасть на землю чёрный купол,
В мире глухо отдается эхом колокольный звон,
И толпы кукол отправляются на слом, а сотни букв и слов
Возносятся над лесом, освящённые моим костром.
Нет, я не знаю, что приснится обелиску. Эти тучи слишком близко,
И над головами тех, кто не видит дальше миски,
Нет просвета, души раздеты. Нас придавит всех,
И сегодня будет первый снег...
Когда повеет холодом от той давно не новости,
О том, что здесь, под обелиском, вечная спит молодость,
Как в одиночной камере, и небо станет каменным
Я выброшу все фото, и ливень перестанет.
Пусть ветер примет мою жертву, расплескает снимки
По полям и городам, а лица станут невидимками.
Как моя память наполнялась злобой и обидой,
Небо наполнялось снегом и теперь забито
Под завязку им, и вязкие, как манка облака
Уже не будут плакать, а земле устроят свистопляску.
Лязг и грохот Джаггернаута утихнет где-то там в дали,
И денежное дерево покроет слой небесной пыли.
Сам обелиск заснёт под хлопьями. Белым-бело
На всей планете, холодно, лишь чёрной кляксой старый дом
Останется на белой пустоши, пытаясь устрашить,
Того, кто выпустил из урны прах вчерашней жизни.
А я впервые к обелиску повернусь спиной,
Ведь там, за белою стеной, родится новый путь домой.
Когда из-за тяжелых туч пробьётся первый робкий свет...
Под звук губной гармошки ложится первый снег.
Уже готов упасть на землю чёрный купол,
В мире глухо отдается эхом колокольный звон,
И толпы кукол отправляются на слом, а сотни букв и слов
Возносятся над лесом, освящённые моим костром.
Нет, я не знаю, что приснится обелиску. Эти тучи слишком близко,
И над головами тех, кто не видит дальше миски,
Нет просвета, души раздеты. Нас придавит всех,
И сегодня будет первый снег...
I come here when I feel bad.
Not to make me feel good, but to ask for forgiveness.
Let for a moment let this thing go -
I did not learn to live after the defeat.
And every time nothing happens,
Only in the pocket of each other the photos are rubbing again.
Stronger than the pain of this splinter in the biography,
Which not to pull out with a needle while I'm alive.
I do not regret anything and repent for small things
I'm not going to - I have not sold or sold.
And I will have to dispel the ashes of dreams, illusions
At the obelisk, under which the bones of our muses.
So let all this dust rise into a black cloud
And will close the sky, where the flag of Nootrichum trembles,
After all, my best take the cities of lost souls.
I listen to the flocks of courtyard dogs howling after them.
Heavy rain will shed in memory of our common songs,
And the lightning will give the sky a cesarean.
Thunder, crows and my demons are all witnesses
The way past time becomes an insubstantial person.
Already ready to fall to the ground a black dome,
In the world, a bells ringing echo,
And the crowds of dolls go to scrap, and hundreds of letters and words
They rise above the forest, consecrated by my fire.
No, I do not know what the obelisk will be. These clouds are too close,
And over the heads of those who do not see beyond the bowl,
There is no light, souls are stripped. We will be crushed by everyone,
And today will be the first snow ...
When the cold comes from that long ago no news,
The fact that here, under the obelisk, eternal sleeps youth,
As in a solitary cell, and the sky will become a stone
I will throw out all the photos, and the shower will stop.
Let the wind take my sacrifice, splash pictures
By fields and cities, and faces become invisible.
How my memory was filled with anger and resentment,
The sky was filled with snow and now crammed
Under the string, and viscous, like a cloud of cloud
They will not be crying anymore, but they'll make a fistful of the earth.
The clank and clatter of the Juggernaut will subside somewhere in the distance,
And the money tree will cover a layer of celestial dust.
The obelisk itself will fall asleep under the flakes. White-white
On the whole planet, it's cold, just a black patch of an old house
Remains on the white wasteland, trying to frighten,
The one who released from the urn the remains of yesterday's life.
And for the first time I turn my back to the obelisk,
After all, there, behind a white wall, a new way home will be born.
When the first timid light breaks through the heavy clouds ...
Under the sound of a harmonica, the first snow falls.
Already ready to fall to the ground a black dome,
In the world, a bells ringing echo,
And the crowds of dolls go to scrap, and hundreds of letters and words
They rise above the forest, consecrated by my fire.
No, I do not know what the obelisk will be. These clouds are too close,
And over the heads of those who do not see beyond the bowl,
There is no light, souls are stripped. We will be crushed by everyone,
And today will be the first snow ...