Живи и придумывай. Я пытался. Я, должно быть, пытался. Придумывать.
Нелепое слово. Живи - тоже нелепое. Неважно. Я пытался. И когда дикий зверь
серьезности готовился во мне к прыжку, оглушительно рыча, разрывая меня на
кусочки, жадно пожирая, я пытался. Но оставшись один, совсем один, надежно
спрятавшись, я изображал дурака, в полном одиночестве, час за часом,
неподвижный, часто стоя, не в силах пошевелиться, издавая стоны. Да, издавая
стоны. Играть я не умел. Я вертелся до головокружения, хлопал в ладоши,
изображал победителя, изображал побежденного, наслаждался, горевал. Затем
вдруг набрасывался на игрушки, если таковые имелись, или на незнакомого
ребенка, и он уже не радовался, а ревел от ужаса - или убегал, прятался.
Взрослые гнались за мной, справедливые, хватали, наказывали, волокли обратно
в круг, в игру, в веселье. Ибо я уже попал в тиски серьезности. Такова была
моя болезнь. Я родился серьезным, как другие рождаются сифилитиками. И
серьезно старался изо всех сил не быть серьезным - жить, придумывать - я
понимаю, что хочу сказать. Но при каждой новой попытке я терял голову и
бежал к своим теням, как в убежище, где невозможно жить и где вид живущих
невыносим. Я говорю "живущих", но не знаю, что это значит. Я пытался жить,
не понимая, что это такое. Возможно, я все-таки жил, не зная этого.
Интересно, почему я говорю обо всем этом. Ах да, чтобы развеять тоску. Жить
и давать жить. Бессмысленно обвинять слова, они не лучше того, что они
обозначают. После неудачи, утешения, передышки, я снова начинал - пытаться
жить, заставлять жить, становиться другим, в самом себе, в другом. Сколько
лжи во всем этом. Но объяснять некогда. Я снова начинал. Но цель понемногу
менялась - уже не добиться успеха, а потерпеть неудачу. Небольшая разница.
Когда я из последних сил выбирался из своей норы, а затем рассекал
стеклянный воздух на пути к недостижимому благу, я искал не что иное, как
восторг головокружения, приятие, падение, бездну, повторение мрака,
я стремился к ничему...
Live and invent. I have tried. I must have been trying. To invent.
It's a ridiculous word. Live - also ridiculous. Never mind. I have tried. And when the wild beast
seriousness prepared in me for a jump, deafeningly growling, tearing me to
slices, greedily devouring, I tried. But left alone, all alone, reliably
hiding, I was playing the fool, all alone, hour after hour,
motionless, often standing, unable to move, making moans. Yes, publishing
groans. I did not know how to play. I was spinning to the point of dizziness, clapping my hands,
depicted the victor, depicted the defeated, enjoyed, grieved. Then
suddenly attacked the toys, if any, or on an unfamiliar
child, and he was no longer happy, but roared with horror - or ran away, hid.
Adults chased me, just, grabbed, punished, pulled back
in a circle, in a game, in fun. For I already fell into the grip of seriousness. This was
my illness. I was born serious, like others are born syphilitics. AND
seriously tried my best not to be serious - to live, to invent - I
I understand what I want to say. But with each new attempt I lost my head and
ran to his shadows, as in a shelter where it is impossible to live and where the species of living
unbearable. I say "living", but I do not know what that means. I tried to live,
not understanding what it is. Perhaps I still lived without knowing it.
I wonder why I'm talking about all this. Oh yes, to dispel anguish. Live
and give to live. It is pointless to blame words, they are no better than that they
is denoted. After failure, comfort, respite, I again began to try
live, make you live, become different, in yourself, in another. how many
lies in all this. But there's no time to explain. I started again. But the goal is a little
changed - no longer succeed, but fail. Not a big difference.
When I was out of my last strength out of my hole, and then dissected
glass air on the way to unattainable good, I was looking for nothing but
delight of dizziness, acceptance, falling, abyss, repetition of darkness,
I aspired to nothing ...