When winter winds are piercing chill,
and through the hawthorn blows the gale,
with solemn feet i tread the peak,
that overbrows the mountains vale.
Redhorn; my doom!
Where twisted round the barren oak,
the winter vine in beauty clung,
and howling winds the stillness broke,
the crystal icicle is hung.
Redhorn; my doom!
But still wild music is abroad,
pale, desert woods! within your crowd;
and gathering winds, in hoarse accord,
amid the vocal reeds pipe loud.
High upon the land,
on the highest (mountain) peak i hear
(the echoes of) the world profound.
Когда зимние ветры пронзительный холод,
и через боярышник взрывает шторм,
с торжественными ногами я ступаю пиком,
что перевертывает горные долины.
Redhorn; моя гибель!
Там, где скручены вокруг бесплодного дуба,
зимняя лоза в красоте цепляется,
и воющие ветры тишина сломалась,
кристальная сосулька висела.
Redhorn; моя гибель!
Но все-таки дикая музыка за границей,
бледные пустынные леса! в вашей толпе;
и собирал ветры, в хриплом согласии,
среди громкой звуковой трубы.
Высокий на земле,
на самом высоком (горном) пике я слышу
(отголоски) мира глубокие.