Вот идёт Иуда, прочь из Гефсимана,
Те, что накануне, шелестят оливы,
Бледен он, как мел, грязны его одежды,
Спотыкаясь, он бредёт из Гефсимана,
Крепко зажимая кровоточащее сердце,
Как слепец, не находя опоры под стопой.
Он не думал, что предал, он вовсе не знал,
Как тоска размыкает уста
От полночного бреда, от края до дна
Пустота, пустота, пустота…
Два предела от слова до слова
Не мудро не знать, что случится потом,
Петушиным криком врывается утро,
Он лежит, раскинув руки крестом.
Вот идёт Иуда прочь из Гефсимана
Пригвождённый остриём своей расплаты,
Ночи и ветры и оливы Гефсимана
Шепчут вслед ему: «Иди, иди, проклятый!»
Вот идёт Иуда прочь из Гефсимана, задыхаясь
Ночь наполнена тоской и пением цикад.
Если Бог есть любовь, то где же он был,
Когда ты обернулся назад,
От незримых оков отнимая руки,
Чтоб идти вызывать солдат.
Когда стиснутым горлом бросаешь проклятье
Дороге, лишившейся вех
А потом кричишь: «Где вы были, братья?!
Я любил его больше вас всех!»
Вот идёт Иуда, прочь из Гефсимана,
То же небо, те же камни у дороги,
Да, он плачет, обнимая камни,
Словно может повернуть земную твердь обратно.
Нет возврата, нет нигде пристанища Иуде,
Перед ним слепящий грозен зреет новый день.
Это кровь Господня струится по венам,
Расплавленным солнцем олив,
Возжелавший свободы, ценою измены,
Умирает, её не вкусив,
Эта бездна, рожденная словом, страшней
Поцелуя отравленной лжи,
Ты отводишь глаза и шагаешь снова
Вдоль осиновой чёрной межи.
Here comes Judah, away from Gethsemane,
Those that are on the eve of rustling olives,
He is as pale as chalk, his clothes are dirty,
Stumbling, he wanders from Gethsemane,
Clinging firmly to the bleeding heart,
Like a blind man, not finding support under the foot.
He did not think that he betrayed, he did not know at all,
How melancholy breaks the mouth
From midnight delirium, from edge to bottom
Emptiness, emptiness, emptiness ...
Two limits from word to word
It is not wise not to know what will happen next,
With a rooster cry, morning breaks,
He lies with his arms crossed.
Here comes Judah away from Gethsemane
Nailed by the edge of its reckoning,
The Nights and Winds and Olives of Gethsemane
They whisper after him: "Go, go, cursed!"
Here comes Judah away from Gethsemane, panting
The night is filled with anguish and singing of cicadas.
If God is love, then where was he,
When you turned back,
From invisible fetters taking away his hands,
To go to call the soldiers.
When you squeeze your throat curse
Road, lost landmarks
And then you shout: "Where were you, brothers ?!
I loved him more than you all! "
Here comes Judah, away from Gethsemane,
The same sky, the same stones near the road,
Yes, he cries, hugging stones,
As if he could turn the earthly firmament back.
There is no return, there is nowhere a refuge for Judas,
In front of him, a blinding storm is ripening a new day.
This blood of the Lord flows through the veins,
Molten sun, olive,
Desiring freedom, at the cost of treason,
Dies, not having tasted it,
This abyss, born of a word, is scarier
Kiss of poisoned lies,
You turn your eyes and walk again.
Along the aspen black border.