Армады книг от нот, как далматинцы в пятнах,
В колонны встав, собою пол темницы спрятав,
День каждый к ряду, словно были монументом
величию Шопена, чтобы тот не канул в Лету.
Такие мысли олицетворяли стеллажи,
Став спутником, когда еще не проявилась сила жил.
Не разделяя взглядов деда,
Хотел он во дворе наполнить флягу кредо.
Считая злобно, что, мол, лиры век другой,
В прогулы музыкалки занимался пиротехникой.
Не замечая, как петарду now поджег он,
От шума из руки он пал под шоком.
Придя в себя, узнал про перепонки.
триумф, что партитур закрылись двери звонко,
остыл, когда почуял splash'а стоны музы.
Как воздух стал больному эшафотный узел.
Armada of books from notes like Dalmatians are stained,
In the columns stood, hiding the floor of the dungeon,
Day to row, as if they were a monument
the greatness of Chopin, that he did not sink into oblivion.
Such thoughts personified shelves,
Becoming a companion, when not yet manifested the strength lived.
Not sharing the views of his grandfather,
He wanted in the yard to fill a flask of creed.
Considering viciously that, they say, the lyre century is different,
During truancy music was engaged in pyrotechnics.
Not noticing how now he set fire to a petard,
From the noise of his hand, he fell under shock.
Recovering, I learned about the membrane.
the triumph that the musical score closed the door loudly,
I got cold when I felt the splash'a moans of the muse.
As the air became a sick scaffold knot.