Текст песни Григорий Зингер - Акколада
Просмотров
137
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Григорий Зингер - Акколада, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Акколада
Монолог в шести частях
I
На часах 20:41. За окном ноябрь.
Я смотрю на нее, на обои, на канделябр,
достаю из кармана помятую пачку «Явы».
Неудобство момента становится слишком явным.
Часовой механизм забивает в затылок гвозди.
«Извини» — говорю, — «что явился нежданным гостем».
Небо сыплет слепящую мелочь из всех заначек.
«Выпить хочешь?»
Берет меня за руку.
«Бедный мальчик…»
II
Эти строки — не ей. Это все бессердечный приступ.
Если выйти в особенно темную ночь на пристань —
можно видеть, как режет волну за волной Голландец.
Поклонись за меня покровителю мрачных пьяниц,
мизантропов и циников. Если ему есть дело.
Симпатичная дева — единственно верный демон —
рассекая, подобно Голландцу, фальшивый Хронос,
оставляет на месте Вселенной нетленный голос.
III
Никогда не любил сослагательного. Так лучше.
Это было в апреле. Она говорила: «Слушай,
мы могли бы поехать куда-нибудь этим летом,
если б ты перестал представлять из себя поэта
и пошел на работу». О, как это справедливо.
Мы расстались изысканным вечером у залива.
«Ты бы мог» — она плакала — «стать в моей жизни вехой…»
Все сложилось весьма полноценно.
И я уехал.
IV
Даже мертвый писатель — прекраснейший собеседник.
Посидишь на крыльце под басами ветров осенних,
покидаешься хлебными крошками в крыс крылатых,
приоткроешь замызганный том.
«Господин Довлатов,
я как будто священной рукой из обоймы выбит.
Расскажите, что делать?» — «Сначала нам надо выпить».
Про себя констатируешь: «Книга — всегда во благо»,
посчитаешь меляк и направишься до продмага.
V
Нам с натяжкой хватает единственной акколады.
Может быть, оттого, променявший на перья — ладан,
на чернила — елей, я леплю за пределы стана
лейтмотив Лоэнгрина, привязанного к Тристану.
Весь комизм ситуации в том, что за бледным морем
bella donna сидит на камнях. Ее вид — минорен.
Она пишет, как я, не задумываясь. К тому же,
она делает это намного, намного лучше.
VI
Корабли, сигареты, крюки, моряки, ундины —
в беспринципном потоке сознания все едино.
Как едины черты обитательниц бывших комнат,
из которых, как водится, можно составить город.
Эти строки — не им. Не тебе. И не мне.
Неважно.
Есть унылое царство. И там я стою на страже,
выжидая момент, чтобы тронуться в путь-дорогу.
Помолись за меня абсолютно любому богу.
Монолог в шести частях
I
На часах 20:41. За окном ноябрь.
Я смотрю на нее, на обои, на канделябр,
достаю из кармана помятую пачку «Явы».
Неудобство момента становится слишком явным.
Часовой механизм забивает в затылок гвозди.
«Извини» — говорю, — «что явился нежданным гостем».
Небо сыплет слепящую мелочь из всех заначек.
«Выпить хочешь?»
Берет меня за руку.
«Бедный мальчик…»
II
Эти строки — не ей. Это все бессердечный приступ.
Если выйти в особенно темную ночь на пристань —
можно видеть, как режет волну за волной Голландец.
Поклонись за меня покровителю мрачных пьяниц,
мизантропов и циников. Если ему есть дело.
Симпатичная дева — единственно верный демон —
рассекая, подобно Голландцу, фальшивый Хронос,
оставляет на месте Вселенной нетленный голос.
III
Никогда не любил сослагательного. Так лучше.
Это было в апреле. Она говорила: «Слушай,
мы могли бы поехать куда-нибудь этим летом,
если б ты перестал представлять из себя поэта
и пошел на работу». О, как это справедливо.
Мы расстались изысканным вечером у залива.
«Ты бы мог» — она плакала — «стать в моей жизни вехой…»
Все сложилось весьма полноценно.
И я уехал.
IV
Даже мертвый писатель — прекраснейший собеседник.
Посидишь на крыльце под басами ветров осенних,
покидаешься хлебными крошками в крыс крылатых,
приоткроешь замызганный том.
«Господин Довлатов,
я как будто священной рукой из обоймы выбит.
Расскажите, что делать?» — «Сначала нам надо выпить».
Про себя констатируешь: «Книга — всегда во благо»,
посчитаешь меляк и направишься до продмага.
V
Нам с натяжкой хватает единственной акколады.
Может быть, оттого, променявший на перья — ладан,
на чернила — елей, я леплю за пределы стана
лейтмотив Лоэнгрина, привязанного к Тристану.
Весь комизм ситуации в том, что за бледным морем
bella donna сидит на камнях. Ее вид — минорен.
Она пишет, как я, не задумываясь. К тому же,
она делает это намного, намного лучше.
VI
Корабли, сигареты, крюки, моряки, ундины —
в беспринципном потоке сознания все едино.
Как едины черты обитательниц бывших комнат,
из которых, как водится, можно составить город.
Эти строки — не им. Не тебе. И не мне.
Неважно.
Есть унылое царство. И там я стою на страже,
выжидая момент, чтобы тронуться в путь-дорогу.
Помолись за меня абсолютно любому богу.
Accolade
A monologue in six parts
I
The clock is 20:41. Outside the window is November.
I look at her, on the wallpaper, on the candelabra,
I take out of my pocket a crumpled pack of "Java".
The inconvenience of the moment becomes too obvious.
The clock mechanism clogs the nail into the back of the head.
"I'm sorry," I say, "that I was an unexpected visitor."
The sky spreads a blinding little thing from all the stash.
"Do you want a drink?"
He takes my hand.
"Poor boy…"
II
These lines are not for her. It's all a heartless attack.
If you go out on a particularly dark night to the pier -
You can see how the wave cuts the wave of the Dutchman.
Worship me for the patron of dark drunkards,
misanthropes and cynics. If he has a case.
Cute maiden - the only true demon -
dissecting, like the Dutchman, a false Chronos,
leaves an imperishable voice in place of the universe.
III
I never liked the subjunctive. That's better.
It was in April. She said: "Listen,
we could go somewhere this summer,
if you had ceased to be a poet
and went to work. " Oh, how true that is.
We parted on an exquisite evening by the bay.
"You could" - she cried - "to become a landmark in my life ..."
Everything turned out very fully.
And I left.
IV
Even a dead writer is the most beautiful interlocutor.
You will sit on the porch under the bass of the winds of autumn,
you leave bread crumbs in rats of winged,
you will open a foggy volume.
"Mr. Dovlatov,
I seem to be knocked out of the clip by a sacred hand.
Tell us what to do? "-" First we need to drink. "
For yourself, you state: "The book is always for good"
count the cob and go to the grocery store.
V
We have enough of a single accolade.
Perhaps, because, exchanged for feathers - incense,
on ink - oil, I will mold outside the mill
The leitmotif of Lohengrin, tied to Tristan.
The whole comic situation is that behind the pale sea
bella donna sits on the rocks. Her appearance is minor.
She writes, like me, without thinking. Also,
she does it much, much better.
VI
Ships, cigarettes, hooks, sailors, undines -
in an unprincipled stream of consciousness, everything is one.
How are the features of the inhabitants of the former rooms united,
of which, as usual, you can make a city.
These lines are not for them. Not for you. And not me.
Never mind.
There is a sad kingdom. And there I stand guard,
waiting for the moment to get in the way-road.
Pray for me absolutely to any god.
A monologue in six parts
I
The clock is 20:41. Outside the window is November.
I look at her, on the wallpaper, on the candelabra,
I take out of my pocket a crumpled pack of "Java".
The inconvenience of the moment becomes too obvious.
The clock mechanism clogs the nail into the back of the head.
"I'm sorry," I say, "that I was an unexpected visitor."
The sky spreads a blinding little thing from all the stash.
"Do you want a drink?"
He takes my hand.
"Poor boy…"
II
These lines are not for her. It's all a heartless attack.
If you go out on a particularly dark night to the pier -
You can see how the wave cuts the wave of the Dutchman.
Worship me for the patron of dark drunkards,
misanthropes and cynics. If he has a case.
Cute maiden - the only true demon -
dissecting, like the Dutchman, a false Chronos,
leaves an imperishable voice in place of the universe.
III
I never liked the subjunctive. That's better.
It was in April. She said: "Listen,
we could go somewhere this summer,
if you had ceased to be a poet
and went to work. " Oh, how true that is.
We parted on an exquisite evening by the bay.
"You could" - she cried - "to become a landmark in my life ..."
Everything turned out very fully.
And I left.
IV
Even a dead writer is the most beautiful interlocutor.
You will sit on the porch under the bass of the winds of autumn,
you leave bread crumbs in rats of winged,
you will open a foggy volume.
"Mr. Dovlatov,
I seem to be knocked out of the clip by a sacred hand.
Tell us what to do? "-" First we need to drink. "
For yourself, you state: "The book is always for good"
count the cob and go to the grocery store.
V
We have enough of a single accolade.
Perhaps, because, exchanged for feathers - incense,
on ink - oil, I will mold outside the mill
The leitmotif of Lohengrin, tied to Tristan.
The whole comic situation is that behind the pale sea
bella donna sits on the rocks. Her appearance is minor.
She writes, like me, without thinking. Also,
she does it much, much better.
VI
Ships, cigarettes, hooks, sailors, undines -
in an unprincipled stream of consciousness, everything is one.
How are the features of the inhabitants of the former rooms united,
of which, as usual, you can make a city.
These lines are not for them. Not for you. And not me.
Never mind.
There is a sad kingdom. And there I stand guard,
waiting for the moment to get in the way-road.
Pray for me absolutely to any god.