Она торгует на рынке, пирожками в разнос.
Равнодушные скулы, набок свернутый нос.
Ее законный муж пьяный, глупый медведь.
Упер приклад в пол и потолок покрасил в медь.
Сейчас у нее ухажер, сутулый как цапля.
Но главное не бьет ее, когда кривой как сабля.
Читает вслух стихи ей: Бродский, Мальденштам.
Водит в кино и в паспорте готов поставить штамп.
Малой на улице сам по себе как подорожник.
Он не боится никого, ведь у него есть ножик.
Его тошнит от пирогов, он ненавидит стихи.
А поп с которым он бухал, простил ему грехи.
Волчонок вырастит волком и будет рвать псов.
Он понимает слово "боль".
Не знает слово "любовь".
Это не Маугли, ты смотришь на угли.
Это для ангелов он сжег сигнальные огни.
Чертит полосы, соль на щеках.
Треплет волосы. Ветер в облаках.
Поют птицы , ангелы с ними.
Когда-нибудь мы станем другими.
Мать умерла и он в запой ушел по тяжкой.
Спирт осетинский, цыганская черняшка.
Внезапно трезв при памяти в своем уме.
Пришел в военкомат: «Хочу служить своей стране»
Боялись все после отбоя ,в лесу у речки.
Втихую вмазывались, промедолом из аптечки.
Он отказался и когда их резали, ночью.
Поднял тревогу, автоматной очередью.
Чтоб не качалась лодка, надо стереть память.
Сейчас стабильно все, не разжигайте пламя.
Горели люди в танках, факелами плавился воздух.
Последний новый год, он встретил в Грозном.
Волчонок вырастит волком и будет рвать псов.
Он понимает слово "боль".
Не знает слово "любовь".
Это не Маугли, ты смотришь на угли.
Это для ангелов горят сигнальные огни.
Чертит полосы, соль на щеках.
Треплет волосы. Ветер в облаках.
Поют птицы , ангелы с ними.
Когда-нибудь мы станем другими.
It trades on the market, pies into the dressing.
Apathetic cheekbones, nose rolled on its side.
Her lawful husband drunk, stupid bear.
Put his butt on the floor and ceiling painted in copper.
Now her boyfriend, stooped like a heron.
But that's not hit it when the curve like a saber.
He reads aloud poems to her, Brodsky Maldenshtam.
Leads in the movie and in the passport is ready to put a stamp.
Minor street itself as the plantain.
He's not afraid of anyone, because he's got a knife.
His sick of pies, he hates poetry.
A priest with whom he boomed, his sins are forgiven.
Wolf cub will grow up and will tear the dogs.
He understands the word & quot; pain & quot ;.
He does not know the word & quot; love & quot ;.
It is not Mowgli, you look at the coals.
This is for the angels he burned signal lights.
Draws strips, salt on his cheeks.
Ruffled hair. Wind in the clouds.
The birds are singing, the angels with them.
Someday we will be others.
His mother died and he had gone on a heavy binge.
Alcohol Ossetian, the Gypsy chernyashka.
Suddenly sober when the memory in your mind.
He came to the draft board: "I want to serve my country"
They were afraid of everything after the rebound in the forest by the river.
Quietly fix in, promedolom from the medicine cabinet.
He refused, and when they cut the night.
I raised the alarm, machine gun.
So as not rocked the boat, it is necessary to erase the memory.
Now everything is stable, not stoke the flames.
They burned people in tanks, torches to melt air.
Last New Year's, he met in Grozny.
Wolf cub will grow up and will tear the dogs.
He understands the word & quot; pain & quot ;.
He does not know the word & quot; love & quot ;.
It is not Mowgli, you look at the coals.
This is for the angels lit signal lights.
Draws strips, salt on his cheeks.
Ruffled hair. Wind in the clouds.
The birds are singing, the angels with them.
Someday we will be others.