Грудой дел, суматохой явлений
день отошел, постепенно стемнев.
Двое в комнате.
Я и Ленин — фотографией на белой стене.
Рот открыт в напряженной речи,
усов щетинка вздернулась ввысь,
в складках лба зажата человечья,
в огромный лоб огромная мысль.
Должно быть, под ним проходят тысячи...
Лес флагов... рук трава...
Я встал со стула, радостью высвечен,
хочется — идти, приветствовать, рапортовать!
«Товарищ Ленин, я вам докладываю
не по службе, а по душе.
Товарищ Ленин, работа адовая
будет сделана и делается уже.
Освещаем, одеваем нищь и о́голь,
ширится добыча угля и руды...
А рядом с этим, конешно, много,
много разной дряни и ерунды.
Устаешь отбиваться и отгрызаться.
Многие без вас отбились от рук.
Очень много разных мерзавцев ходят
по нашей земле и вокруг.
Нету им ни числа, ни клички,
целая лента типов тянется.
Кулаки и волокитчики,
подхалимы, сектанты и пьяницы, —
ходят, гордо выпятив груди,
в ручках сплошь и в значках нагрудных...
Мы их всех, конешно, скрутим,
но всех скрутить ужасно трудно.
Товарищ Ленин, по фабрикам дымным,
по землям, покрытым и снегом и жнивьём,
вашим, товарищ, сердцем и именем
думаем, дышим, боремся и живем!..»
Грудой дел, суматохой явлений
день отошел, постепенно стемнев.
Двое в комнате. Я и Ленин —
фотографией на белой стене.
Грудой дел, суматохой явлений
день отошел, постепенно стемнев.
Двое в комнате.
Я и Ленин — фотографией на белой стене.
Рот открыт в напряженной речи,
усов щетинка вздернулась ввысь,
в складках лба зажата человечья,
в огромный лоб огромная мысль.
Должно быть, под ним проходят тысячи...
Лес флагов... рук трава...
Я встал со стула, радостью высвечен,
хочется — идти, приветствовать, рапортовать!
«Товарищ Ленин, я вам докладываю
не по службе, а по душе.
Товарищ Ленин, работа адовая
будет сделана и делается уже.
Освещаем, одеваем нищь и о́голь,
ширится добыча угля и руды...
А рядом с этим, конешно, много,
много разной дряни и ерунды.
Устаешь отбиваться и отгрызаться.
Многие без вас отбились от рук.
Очень много разных мерзавцев ходят
по нашей земле и вокруг.
Нету им ни числа, ни клички,
целая лента типов тянется.
Кулаки и волокитчики,
подхалимы, сектанты и пьяницы, —
ходят, гордо выпятив груди,
в ручках сплошь и в значках нагрудных...
Мы их всех, конешно, скрутим,
но всех скрутить ужасно трудно.
Товарищ Ленин, по фабрикам дымным,
по землям, покрытым и снегом и жнивьём,
вашим, товарищ, сердцем и именем
думаем, дышим, боремся и живем!..»
Грудой дел, суматохой явлений
день отошел, постепенно стемнев.
Двое в комнате. Я и Ленин —
фотографией на белой стене.