Текст песни Berial - Ричард Бах - Чайка Джонатан Ливингстон
Просмотров
60
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Berial - Ричард Бах - Чайка Джонатан Ливингстон, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Ричард Бах Чайка Джонатан Ливингстон
Истинному Джонатану — Чайке, живущей в каждом из нас.
Было Утро, и новое солнце золотом разлилось по испещренной рябью поверхности моря.
Рыбацкая лодка в миле от берега. И зов над водой — это сигнал к завтраку. Большой сбор. Снова и снова раздавался он в воздухе, пока, наконец, / тысячи чаек не слетелись в толпу. И каждая из птиц хитростью и силой пыталась урвать кусок пожирнее. Наступил еще один день — полный забот и суеты.
Но Чайки по имени Джонатан Ливингстон не было в толпе. Он тренировался, — вдали от остальных, один, высоко над лодкой и берегом. Поднявшись на сто футов в небо, он опустил перепончатые лапки, поднял клюв и напряженно выгнул крылья, придав им форму жесткой болезненно изогнутой кривой. Такая форма крыльев должна была, по его мнению, до предела замедлить полет. И Джонатан скользил все медленнее и медленнее. Свист ветра в ушах сменился едва слышным шепотом, и океан застыл внизу неподвижно. Прищурившись в чудовищном сосредоточении, Джонатан задержал дыхание. Еще… на один… единственный… дюйм… круче… эту… кривую… Перья его дрогнули, спУтались, он окончательно потерял скорость, опрокинулся и рухнул вниз.
Вам, должно быть, известно — с чайками такое не случается никогда. Чайка может остановиться в полете, потерять скорость. Это — позор, это — бесчестье.
Однако, Чайка Джонатан Ливингстон не ощущал стыда. Он снова вытянул крылья в жесткую дрожащую кривую — медленнее, медленнее и — опять неудача. И снова, и снова. Ведь он не был обычной птицей. Большинство чаек не утруждает себя изучением чего-то большего, чем элементарные основы полета. Отлететь от берега на кормежку и вернуться — этого вполне достаточно. Ведь для большинства имеет значение не полет, но только лишь еда. Но для Чайки по имени Джонатан Ливингстон важен был полет. А еда — это так… Потому что больше всего на свете Джонатан любил летать.
Истинному Джонатану — Чайке, живущей в каждом из нас.
Было Утро, и новое солнце золотом разлилось по испещренной рябью поверхности моря.
Рыбацкая лодка в миле от берега. И зов над водой — это сигнал к завтраку. Большой сбор. Снова и снова раздавался он в воздухе, пока, наконец, / тысячи чаек не слетелись в толпу. И каждая из птиц хитростью и силой пыталась урвать кусок пожирнее. Наступил еще один день — полный забот и суеты.
Но Чайки по имени Джонатан Ливингстон не было в толпе. Он тренировался, — вдали от остальных, один, высоко над лодкой и берегом. Поднявшись на сто футов в небо, он опустил перепончатые лапки, поднял клюв и напряженно выгнул крылья, придав им форму жесткой болезненно изогнутой кривой. Такая форма крыльев должна была, по его мнению, до предела замедлить полет. И Джонатан скользил все медленнее и медленнее. Свист ветра в ушах сменился едва слышным шепотом, и океан застыл внизу неподвижно. Прищурившись в чудовищном сосредоточении, Джонатан задержал дыхание. Еще… на один… единственный… дюйм… круче… эту… кривую… Перья его дрогнули, спУтались, он окончательно потерял скорость, опрокинулся и рухнул вниз.
Вам, должно быть, известно — с чайками такое не случается никогда. Чайка может остановиться в полете, потерять скорость. Это — позор, это — бесчестье.
Однако, Чайка Джонатан Ливингстон не ощущал стыда. Он снова вытянул крылья в жесткую дрожащую кривую — медленнее, медленнее и — опять неудача. И снова, и снова. Ведь он не был обычной птицей. Большинство чаек не утруждает себя изучением чего-то большего, чем элементарные основы полета. Отлететь от берега на кормежку и вернуться — этого вполне достаточно. Ведь для большинства имеет значение не полет, но только лишь еда. Но для Чайки по имени Джонатан Ливингстон важен был полет. А еда — это так… Потому что больше всего на свете Джонатан любил летать.
Richard Bach Seagull Jonathan Livingston
True Jonathan - The Seagull living in each of us.
It was Morning, and a new sun of gold spilled over the speckled ripples of the surface of the sea.
Fishing boat a mile from the shore. And a call over the water is a signal for breakfast. Great collection. Again and again he rang out in the air until, finally, / a thousand gulls flew into the crowd. And each of the birds tried by cunning and force to snatch a piece fatter. Another day has come - full of worries and fuss.
But Seagulls named Jonathan Livingston were not in the crowd. He trained, - away from the rest, alone, high above the boat and the shore. Rising a hundred feet into the sky, he lowered his webbed feet, raised his beak and arched his wings tensely, giving them the shape of a stiff, painfully curved curve. This form of wings should, in his opinion, slow down the flight to the limit. And Jonathan slid ever slower and slower. The whistling of wind in my ears gave way to a barely audible whisper, and the ocean froze below motionless. Squinting in monstrous concentration, Jonathan held his breath. One more ... one ... only ... inch ... cooler ... this ... curve ... His feathers faltered, went astray, he finally lost speed, toppled over and crashed down.
You must know that this never happens with seagulls. A seagull can stop flying, lose speed. This is shame, this is dishonor.
However, Seagull Jonathan Livingston did not feel shame. He again pulled his wings into a rigid, trembling curve — slower, slower, and — again failure. And again and again. After all, he was not an ordinary bird. Most seagulls do not bother learning something more than the basic principles of flight. Fly off the shore to feed and return - this is enough. Indeed, for most, it is not flight that matters, but only food. But for a Seagull named Jonathan Livingston, flight was important. And food is like that ... Because more than anything, Jonathan loved to fly.
True Jonathan - The Seagull living in each of us.
It was Morning, and a new sun of gold spilled over the speckled ripples of the surface of the sea.
Fishing boat a mile from the shore. And a call over the water is a signal for breakfast. Great collection. Again and again he rang out in the air until, finally, / a thousand gulls flew into the crowd. And each of the birds tried by cunning and force to snatch a piece fatter. Another day has come - full of worries and fuss.
But Seagulls named Jonathan Livingston were not in the crowd. He trained, - away from the rest, alone, high above the boat and the shore. Rising a hundred feet into the sky, he lowered his webbed feet, raised his beak and arched his wings tensely, giving them the shape of a stiff, painfully curved curve. This form of wings should, in his opinion, slow down the flight to the limit. And Jonathan slid ever slower and slower. The whistling of wind in my ears gave way to a barely audible whisper, and the ocean froze below motionless. Squinting in monstrous concentration, Jonathan held his breath. One more ... one ... only ... inch ... cooler ... this ... curve ... His feathers faltered, went astray, he finally lost speed, toppled over and crashed down.
You must know that this never happens with seagulls. A seagull can stop flying, lose speed. This is shame, this is dishonor.
However, Seagull Jonathan Livingston did not feel shame. He again pulled his wings into a rigid, trembling curve — slower, slower, and — again failure. And again and again. After all, he was not an ordinary bird. Most seagulls do not bother learning something more than the basic principles of flight. Fly off the shore to feed and return - this is enough. Indeed, for most, it is not flight that matters, but only food. But for a Seagull named Jonathan Livingston, flight was important. And food is like that ... Because more than anything, Jonathan loved to fly.