Текст песни Хорхе Луис Борхес - Everything And Nothing
Просмотров
32
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Хорхе Луис Борхес - Everything And Nothing, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Перевод Б. Дубина
Everything And Nothing
Все и ничто (англ.)
Из книги "Создатель"
Сам по себе он был никто; за лицом (не схожим с другими даже на
скверных портретах эпохи) и несчетными, призрачными, бессвязными словами крылся лишь холод, сон снящийся никому. Сначала ему казалось, будто все другие такие же, но замешательство приятеля, с которым он попробовал заговорить об этой пустоте, убедило его в ошибке и раз и навсегда заставило уяснить себе, что нельзя отличаться от прочих. Он думал найти исцеление в книгах, для чего - по свидетельству современника - слегка подучился латыни и еще меньше - греческому; поздней он решил, что достигнет цели, исполнив простейший обряд человеческого общежития, и в долгий июньский день принял посвящение в объятиях Анны Хэтуэй.
Двадцати с чем-то лет он прибыл в Лондон. Помимо воли он уже наловчился
представлять из себя кого-то, дабы не выдать, что он - никто; в Лондоне ему
встретилось ремесло, для которого он был создан, ремесло актера, выходящего
на подмостки изображать другого перед собранием людей, готовых изображать,
словно они и впрямь считают его другим. Труд гистриона принес ему ни с чем ни сравнимую радость, быть может первую в жизни; но звучал последний стих, убирали со сцены последний труп - и его снова переполнял отвратительный вкус нереальности. Он переставал быть Феррексом или Тамерланом и опять делался никем. От скуки он взялся выдумывать других героев и другие страшные истории. И вот, пока его тело исполняло в кабаках и борделях Лондона то, что положено телу, обитавшая в нем душа была Цезарем, глухим к предостережениям авгуров, Джульеттой, проклинающей жаворонка, и Макбетом, беседующим на
пустыре с ведьмами, они же - богини судьбы. Никто на свете не бывал
столькими людьми, как этот человек, сумевший, подобно египетскому Протею,
исчерпать все образы реальности. Порой, в закоулках того или иного сюжета, он оставлял роковое признание, уверенный, что его не обнаружат; так, Ричард проговаривается, что он актер, играющий множество ролей, Яго роняет странные слова - "я - это не я". Глубинное тождество жизни, сна и представления вдохновило его на тирады, позднее ставшие знаменитыми.
Двадцать лет он провел, управляя своими сновидениями, но однажды утром
почувствовал отвращение и ужас быть всеми этими королями, погибающими от
мечей, и несчастными влюбленными, которые встречаются, расстаются и умирают с благозвучными репликами. В тот же день он продал театр, а через неделю был в родном городке, где снова нашел реку и деревья своего детства и уже не сравнивал их с теми, другими, в украшениях мифологических намеков и латинских имен, которые славила его муза. Но здесь тоже требовалось кем-то быть, и он стал удалившимся от дел предпринимателем, имеющим некоторое состояние и занятым теперь лишь ссудами, тяжбами и скромными процентами с оборота. В этом амплуа он продиктовал известное нам сухое завещание, из которого обдуманно вытравлены всякие следы пафоса и литературности. Лондонские друзья изредка навещали его уединение, и перед ними он играл
прежнюю роль поэта. История добавляет, что накануне или после смерти он предстал перед Господом и обратился к нему со словами: "Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним - собой". И глас Творца сказал ему из бури: "Я тоже не я; я выдумал этот мир, как ты свои созданья, Шекспир мой, и один из призраков моего сна - ты, подобный мне, который суть все и никто".
Everything And Nothing
Все и ничто (англ.)
Из книги "Создатель"
Сам по себе он был никто; за лицом (не схожим с другими даже на
скверных портретах эпохи) и несчетными, призрачными, бессвязными словами крылся лишь холод, сон снящийся никому. Сначала ему казалось, будто все другие такие же, но замешательство приятеля, с которым он попробовал заговорить об этой пустоте, убедило его в ошибке и раз и навсегда заставило уяснить себе, что нельзя отличаться от прочих. Он думал найти исцеление в книгах, для чего - по свидетельству современника - слегка подучился латыни и еще меньше - греческому; поздней он решил, что достигнет цели, исполнив простейший обряд человеческого общежития, и в долгий июньский день принял посвящение в объятиях Анны Хэтуэй.
Двадцати с чем-то лет он прибыл в Лондон. Помимо воли он уже наловчился
представлять из себя кого-то, дабы не выдать, что он - никто; в Лондоне ему
встретилось ремесло, для которого он был создан, ремесло актера, выходящего
на подмостки изображать другого перед собранием людей, готовых изображать,
словно они и впрямь считают его другим. Труд гистриона принес ему ни с чем ни сравнимую радость, быть может первую в жизни; но звучал последний стих, убирали со сцены последний труп - и его снова переполнял отвратительный вкус нереальности. Он переставал быть Феррексом или Тамерланом и опять делался никем. От скуки он взялся выдумывать других героев и другие страшные истории. И вот, пока его тело исполняло в кабаках и борделях Лондона то, что положено телу, обитавшая в нем душа была Цезарем, глухим к предостережениям авгуров, Джульеттой, проклинающей жаворонка, и Макбетом, беседующим на
пустыре с ведьмами, они же - богини судьбы. Никто на свете не бывал
столькими людьми, как этот человек, сумевший, подобно египетскому Протею,
исчерпать все образы реальности. Порой, в закоулках того или иного сюжета, он оставлял роковое признание, уверенный, что его не обнаружат; так, Ричард проговаривается, что он актер, играющий множество ролей, Яго роняет странные слова - "я - это не я". Глубинное тождество жизни, сна и представления вдохновило его на тирады, позднее ставшие знаменитыми.
Двадцать лет он провел, управляя своими сновидениями, но однажды утром
почувствовал отвращение и ужас быть всеми этими королями, погибающими от
мечей, и несчастными влюбленными, которые встречаются, расстаются и умирают с благозвучными репликами. В тот же день он продал театр, а через неделю был в родном городке, где снова нашел реку и деревья своего детства и уже не сравнивал их с теми, другими, в украшениях мифологических намеков и латинских имен, которые славила его муза. Но здесь тоже требовалось кем-то быть, и он стал удалившимся от дел предпринимателем, имеющим некоторое состояние и занятым теперь лишь ссудами, тяжбами и скромными процентами с оборота. В этом амплуа он продиктовал известное нам сухое завещание, из которого обдуманно вытравлены всякие следы пафоса и литературности. Лондонские друзья изредка навещали его уединение, и перед ними он играл
прежнюю роль поэта. История добавляет, что накануне или после смерти он предстал перед Господом и обратился к нему со словами: "Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним - собой". И глас Творца сказал ему из бури: "Я тоже не я; я выдумал этот мир, как ты свои созданья, Шекспир мой, и один из призраков моего сна - ты, подобный мне, который суть все и никто".
Translation B. Dubina
Everything and Nothing.
All and nothing (eng.)
From the book "Creator"
By itself, he was nobody; behind the face (not similar to others
The firm portraits of the era) and uncountable, ghostly, incoherent words walked only cold, sleep removed by anyone. At first it seemed to him that all others are the same, but the confusion of a friend, with whom he tried to speak about this emptiness, convinced him in a mistake and once and forced him to clarify himself that it was impossible to be different from others. He thought to find healing in the books, for which - according to the testimony of the contemporary - Latiny was slightly rushed and even less - Greek; Late he decided that he would reach the goal, fulfilling the simplest rite of the human dormitory, and in the long June day, an initiation of Anna Hetway was in the arms.
Twenty with something he arrived in London. In addition to the will, he already caught
to represent someone in order not to give out that he is nobody; In London, Him
Made the craft for which he was created, the craft of the actor emerging
on the layout to portray another before the meeting of people ready to portray
As if they really consider it to others. The Labor of the Gistrius brought him anything with any comparable joy, perhaps the first in life; But the last verse sounded, the last corpse was removed from the scene - and he again overwhelmed the disgusting taste of unreality. He stopped being Ferrex or Tamerlane and was again made by anyone. From boredom, he took to invent other heroes and other scary stories. And so, while his body performed in Kabachek and the brothels of London, what was put on the body, inhabited the soul in him was Caesar, deaf to the warnings of the August, Juliet, cursing lark, and Macbeth, talking on
Sustra with witch, they are the goddess of fate. No one in the world
so many people like this person who managed, like the Egyptian protein,
Exhaust all images of reality. Sometimes, in the back of one or another plot, he left fatal recognition, confident that he would not be found; So, Richard welcomes that he actor playing many roles, Yago drops strange words - "I am not me." The deep identity of life, sleep and presentation inspired him on tirades, later became famous.
Twenty years he spent, driving his dreams, but one morning in the morning
I felt disgust and horror to be all these kings perishing from
Swords, and unhappy lovers who meet, part and die with benevolent replicas. On the same day, he sold the theater, and in a week he was in his hometown, where he again found the river and the trees of his childhood and no longer compared them with those, others, in the decorations of mythological hints and Latin names, which Musa famous. But here, too, it was necessary to be someone, and he became a successful entrepreneur who had some condition and was now engaged only by loans, hards and modest percentage of turnover. In this role, he dictated a well-known dry testament, from which all sorts of traces of pathos and literature were considered. London friends occasionally visited his privacy, and before them he played
The former role of the poet. History adds that on the day before or after death, he appeared before the Lord and turned to him with the words: "I, formerly so many people, I want to become one." And the voice of the Creator told him from the storm: "I am also not me; I invented this world as you create our own, Shakespeare, and one of the ghosts of my dream - you like me, which is all nobody."
Everything and Nothing.
All and nothing (eng.)
From the book "Creator"
By itself, he was nobody; behind the face (not similar to others
The firm portraits of the era) and uncountable, ghostly, incoherent words walked only cold, sleep removed by anyone. At first it seemed to him that all others are the same, but the confusion of a friend, with whom he tried to speak about this emptiness, convinced him in a mistake and once and forced him to clarify himself that it was impossible to be different from others. He thought to find healing in the books, for which - according to the testimony of the contemporary - Latiny was slightly rushed and even less - Greek; Late he decided that he would reach the goal, fulfilling the simplest rite of the human dormitory, and in the long June day, an initiation of Anna Hetway was in the arms.
Twenty with something he arrived in London. In addition to the will, he already caught
to represent someone in order not to give out that he is nobody; In London, Him
Made the craft for which he was created, the craft of the actor emerging
on the layout to portray another before the meeting of people ready to portray
As if they really consider it to others. The Labor of the Gistrius brought him anything with any comparable joy, perhaps the first in life; But the last verse sounded, the last corpse was removed from the scene - and he again overwhelmed the disgusting taste of unreality. He stopped being Ferrex or Tamerlane and was again made by anyone. From boredom, he took to invent other heroes and other scary stories. And so, while his body performed in Kabachek and the brothels of London, what was put on the body, inhabited the soul in him was Caesar, deaf to the warnings of the August, Juliet, cursing lark, and Macbeth, talking on
Sustra with witch, they are the goddess of fate. No one in the world
so many people like this person who managed, like the Egyptian protein,
Exhaust all images of reality. Sometimes, in the back of one or another plot, he left fatal recognition, confident that he would not be found; So, Richard welcomes that he actor playing many roles, Yago drops strange words - "I am not me." The deep identity of life, sleep and presentation inspired him on tirades, later became famous.
Twenty years he spent, driving his dreams, but one morning in the morning
I felt disgust and horror to be all these kings perishing from
Swords, and unhappy lovers who meet, part and die with benevolent replicas. On the same day, he sold the theater, and in a week he was in his hometown, where he again found the river and the trees of his childhood and no longer compared them with those, others, in the decorations of mythological hints and Latin names, which Musa famous. But here, too, it was necessary to be someone, and he became a successful entrepreneur who had some condition and was now engaged only by loans, hards and modest percentage of turnover. In this role, he dictated a well-known dry testament, from which all sorts of traces of pathos and literature were considered. London friends occasionally visited his privacy, and before them he played
The former role of the poet. History adds that on the day before or after death, he appeared before the Lord and turned to him with the words: "I, formerly so many people, I want to become one." And the voice of the Creator told him from the storm: "I am also not me; I invented this world as you create our own, Shakespeare, and one of the ghosts of my dream - you like me, which is all nobody."