Мы — волки! И нас по сравнению с собаками мало.
Под грохот двухстволок год от году убывало.
Мы, как на расстреле, на землю ложились без стона.
Но мы уцелели, хотя и стоим вне закона.
Мы - волки! Нас, можно сказать, единицы.
Мы те же собаки, но мы не хотели смириться.
Вас в избы пускают в январские, лютые стужи.
А нас окружают флажки роковые всё туже и туже.
Вы — смотрите в щёлки. Мы — рыщем в лесу на свободе.
Вы — в сущности, волки, но вы изменили природе.
Вы серыми были, вы смелыми были когда-то вначале.
Но вас прикормили, и вы в сторожей измельчали.
Вам миску похлёбки, нам — проголодь в поле морозном;
Звериные тропки, сугробы в молчании грозном,
И льстить и служить вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник — достойная ваша награда.
Так дрожите и бойтесь, когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете мы — волки — собак ненавидим.
We are wolves! And we, compared with dogs, are few.
Under the crash of a double-barrel, it was decreasing from year to year.
We, as in the execution, lay on the ground without a groan.
But we survived, although we stand outside the law.
We are wolves! We can say units.
We are the same dogs, but we did not want to accept it.
You are allowed in the hut in January, fierce cold.
And we are surrounded by flags fatal tighter and tighter.
You - look into the holes. We are in the forest in freedom.
You are essentially wolves, but you have changed nature.
You were gray, you were once bold at the beginning.
But you fed, and you crushed the watchmen.
You bowl of soup, we - starve in the frosty field;
Animal trails, drifts in menacing silence,
And flatter and serve you for the bread crust happy,
But the chain and collar is a worthy reward.
So tremble and fear when we go out hunting.
We hate wolves and dogs all the more.