Мне было четыре, когда врачи те
сказали матери: женщина, не плачьте,
вы ведь молодая, ещё родите.
Я только начал жить, погодите…
Проснулся рано утром, открыл форточку,
встал на цыпочки, сел на корточки.
Чайник, кипяток, гайвань, глоток.
Сегодня днюха, можно подводить итог.
Время ускорилось, будто подсело на фен,
покойный дед мне говорил про этот феномен.
Бесшумны, как убийца, электронные часы.
У меня есть семья: жена, сын,
мои щи пропалены от Кёнига до Владика,
пацан поднялся со ступенек падика -
живи да радуйся, в общем, танцуй вальсами,
но кто-то трогает моё сердце пальцами...
Мой чернотроп, пока не поцелуют в лоб,
ждёт колея…чужие лбы целую я.
Я не прятал своих слёз над телом Олега.
Гроб поехал в топку, скрипя, как телега.
Давясь соплями, прошептал: прощай, старичок.
Крематорий, мне душно, а ему горячо.
Мы пытались победить этот непобедимый мир:
винт, черняга, шмаль, спирт, чифир.
Тот, кто остался жив, продолжил биться
с самим с собой, чтобы не спиться,
и не отъехать под таджикским перцем.
Отец, помоги обрести мир в сердце.
Мои друзья остались только в моей голове,
а вот эти люди все как-то не знакомы мне.
Я скучаю по самому себе молодому,
по детству, по дому, по нашему району.
А я бы им сказал, что не всё потеряно -
Бог есть любовь, это проверено...
Мой чернотроп, пока не поцелуют в лоб,
ждёт колея…чужие лбы целую я.
I was four when the doctors were
said to the mother: Woman, do not cry,
you after all young, still give birth.
I just started to live, wait ...
I woke up early in the morning, opened the window,
stood on tiptoe, squatted down.
Kettle, boiling water, gaiwan, sip.
Today dnyuha, you can sum up.
Time accelerated, as if hooked on a hair dryer,
the late grandfather told me about this phenomenon.
Quiet like a murderer, an electronic watch.
I have a family: a wife, a son,
My cabbage soup is gone from Koenig to Vladik,
the boy rose from the steps of the padik -
live and rejoice, in general, dance with waltzes,
but someone touches my heart with my fingers ...
My blacktail, until they kiss on the forehead,
waiting for a rut ... I kisses other people's foreheads.
I did not hide my tears over Oleg's body.
The coffin went to the furnace, creaking like a cart.
Pressing snot, he whispered: Good-bye, old man.
Crematorium, I'm stifling, and he's hot.
We tried to defeat this invincible world:
screw, black, shmal, alcohol, chifir.
The one who survived continued to fight
with himself to not drink,
and not go under Tajik pepper.
Father, help me to find peace in my heart.
My friends were only in my head,
but these people are somehow not familiar to me.
I miss myself young,
on childhood, on the house, on our district.
And I would tell them that not everything is lost -
God is love, it is verified ...
My blacktail, until they kiss on the forehead,
waiting for a rut ... I kisses other people's foreheads.