Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Громко звенит за селом хоровод,
Там она, там она песни поет.
Помню, как крикнула, шигая в сруб:
«Что же, красив ты, да сердцу не люб.
Кольца кудрей твоих ветрами жжет,
Гребень мой вострый другой бережет».
Знаю, чем чужд ей и чем я не мил:
Меньше плясал я и меньше всех пил.
Кротко я с грустью стоял у стены:
Все они пели и были пьяны.
Счастье его, что в нем меньше стыда,
В шею ей лезла его борода.
Свившись с ним в жгучее пляски кольцо,
Брызнула смехом она мне в лицо.
Белая свитка и алый кушак,
Рву я по грядкам зардевшийся мак.
Маком влюбленное сердце цветет...
Только не мне она песни поет.
A white scroll and a scarlet sash
I tear a red poppy in the beds.
A round dance rings loudly outside the village,
There she is, there she sings songs.
I remember how I shouted, stitching into the blockhouse:
“Well, you are beautiful, but you don’t love your heart.
It burns the rings of your curls with the winds,
My other keen comb protects ”.
I know what is alien to her and why I am not sweet:
I danced less and drank the least.
Meekly, sadly, I stood against the wall:
They all sang and were drunk.
His happiness is that he has less shame,
His beard clung to her neck.
Having joined him in a ring of burning dance,
She burst out laughing in my face.
A white scroll and a scarlet sash
I tear a red poppy in the beds.
A heart in love with poppy seeds blooms ...
Only she sings songs not to me.