Текст песни Рara-mi - На улице кофе и Питер
Просмотров
63
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Рara-mi - На улице кофе и Питер, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые
и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы,
смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом,
беспомощно улыбаться - у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир.
и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах.
забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно
быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью
всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный,
поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами.
ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась
тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов.
останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и
поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом дли недели
не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения,
до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает:
ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город,
не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили,
просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний,
безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди
переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться.
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи,
арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю.
мы - это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.
на улице - кофе и Питер, терпи. там выныривают из метро красивые
и далекие, берут друг друга губами за губы, губами за пальцы,
смеющиеся, милые, цветные. а ты только и можешь стоять с ними рядом,
беспомощно улыбаться - у тебя нет таких губ, таких трехкомнатных квартир.
и сердце-то у тебя всё в пломбах, в пломбах. и руки в тромбах. и жизнь в траблах.
забитое наглухо детство. короче, давай короче, и в одной комнате можно
быть одинокими, и долго падать в пробелы электронного письма, как в снег, и ночью
всегда кажется, что не услышат. забьем на этот межладонный проём, пойдем на красный,
поговорим по дороге самыми затасканными на свете (на лене и кате) словами.
ни обнять, ни ударить. внешность у тебя в нежность, а я, как дурак, вцепилась
тебе в куртку и стою, молчу, привыкнув, что все разговоры доходят до переломов.
останься, а то я совсем остыну. жалобно поскулю в спину автобуса, развернусь и
поеду на залив заливать горе. пять минут, за которые можно спятить. и потом дли недели
не для меня, но только возвращайся. как нарочно накрапывает боль, стонут движения,
до жжения пробки по утрам раздражают, слышим, как нас ничего больше не связывает:
ни голосовые связки, ни бинты, ни килобайты. облезлое метро не налезает на город,
не может без паники пьянок и бьющих ног, а мы все просим, чтобы с нами поговорили,
просим в телефон людей, которые молчат. окончательно так, до нервных окончаний,
безнадежно, насовсем. мама, я не знаю, откуда бывает так грустно посреди
переполненного проспекта, зачем так орет в уши ветер, и как взять и заткнуться.
"на улице, чай, не Франция" - и Бродский, как всегда, прав.
на улице - кофе и Питер, терпи. впалые щеки подушек, выпирающие ребра батареи,
арки домов как красиво очерченные брови. я не блюю стихами, я ими люблю.
мы - это когда один поцелуй в ключицу больнее удара.
"Outside, tea, not France" - and Brodsky, as always, right.
On the street - coffee and Peter, Terpi. there are dumping from the metro beautiful
and distant, take each other with her lips for her lips, lips by fingers,
laughing, cute, colored. And you can only stand up with them
To smile helplessly - you do not have such lips, such three-bedroom apartments.
And the heart you have everything in the fillings, in the fillings. And the hands in the thrombach. And life in troubles.
Bounced tightness childhood. In short, let's go shorter, and in the same room you can
be lonely and long fall into the blanks of the email letter, like in the snow, and at night
It always seems that they will not hear. We will score on this intermarital disc, let's go on red
Let's talk on the way as slaughtered in the world (on Lena and Kate) with words.
Neither hug or hit. Your appearance in your tenderness, and I, like a fool, clutched
You stand in the jacket, I'm silent, getting used to that all conversations reach fractures.
Stay, otherwise I am completely cool. I'll give a boss in the back of the bus, turning out and
I will go to the bay to fill the mountain. Five minutes for which you can slip. And then the length of the week
Not for me, but only come back. How does the pain, moan movement,
Before burning cork in the morning annoying, hearing how nothing else binds to:
Neither voice ligaments nor bandages nor kilobytes. The inferior metro does not fit into the city,
can not without panic drunken and beating legs, and we all ask, so that we talked to us,
We ask for people who are silent into the phone. Finally, to nervous endings,
hopelessly, coming down. Mom, I do not know where it happens so sad in the middle
Overflowed Avenue, why so yells in the ears of the wind, and how to take and shut up.
"Outside, tea, not France" - and Brodsky, as always, right.
On the street - coffee and Peter, Terpi. Wood cheeks pillows, discover battery ribs,
Arches of houses as beautifully outlined eyebrows. I do not blush poems, I love them.
We are when one kiss in a clavicle is more hit.
On the street - coffee and Peter, Terpi. there are dumping from the metro beautiful
and distant, take each other with her lips for her lips, lips by fingers,
laughing, cute, colored. And you can only stand up with them
To smile helplessly - you do not have such lips, such three-bedroom apartments.
And the heart you have everything in the fillings, in the fillings. And the hands in the thrombach. And life in troubles.
Bounced tightness childhood. In short, let's go shorter, and in the same room you can
be lonely and long fall into the blanks of the email letter, like in the snow, and at night
It always seems that they will not hear. We will score on this intermarital disc, let's go on red
Let's talk on the way as slaughtered in the world (on Lena and Kate) with words.
Neither hug or hit. Your appearance in your tenderness, and I, like a fool, clutched
You stand in the jacket, I'm silent, getting used to that all conversations reach fractures.
Stay, otherwise I am completely cool. I'll give a boss in the back of the bus, turning out and
I will go to the bay to fill the mountain. Five minutes for which you can slip. And then the length of the week
Not for me, but only come back. How does the pain, moan movement,
Before burning cork in the morning annoying, hearing how nothing else binds to:
Neither voice ligaments nor bandages nor kilobytes. The inferior metro does not fit into the city,
can not without panic drunken and beating legs, and we all ask, so that we talked to us,
We ask for people who are silent into the phone. Finally, to nervous endings,
hopelessly, coming down. Mom, I do not know where it happens so sad in the middle
Overflowed Avenue, why so yells in the ears of the wind, and how to take and shut up.
"Outside, tea, not France" - and Brodsky, as always, right.
On the street - coffee and Peter, Terpi. Wood cheeks pillows, discover battery ribs,
Arches of houses as beautifully outlined eyebrows. I do not blush poems, I love them.
We are when one kiss in a clavicle is more hit.