Текст песни Михаил Щербаков - Это не я
Просмотров
135
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Михаил Щербаков - Это не я, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Неосторожно взяв почин впредь обходиться без личин,
склеить пытаюсь два словца от своего лица.
Битые сутки с тяжким лбом сиднем сижу, гляжу в альбом.
Что до словес - язык не враг. Что до лица - никак.
Вот гувернантка, с ней дитя, милый ребёнок. Но, хотя
брезжит повадка в нём моя, всё-таки он не я.
Вот шалопай в Крыму меж скал, менее мил, уже не мал,
скачет вождём земли всея. Только и он не я.
Вот и опять не я, а он - в Санкт-Петербурге меж колонн,
вовсе не мал, давно не мил, к Бирже спиной застыл.
Тщетно он ждёт, когда Нева скажет ему «коман са ва»,
волны идут себе как шли. Выкуси, вождь земли.
Дальше не лучше. Вот, кляня - тоже себя, но не меня, -
он на одной стоит ноге в очень большой тайге.
В обувь к нему, зловещ и дик, вирусоносный клещ проник.
Знаешь ли ты, что значит «клещ»? Это такая вещь.
Снова не я, а тот, другой, пред микрофоном гнёт дугой
корпус и разевает рот, думая, что поёт.
Можно ручаться по всему, тут со щитом не быть ему:
скоро из уст исторгнет он стон и метнётся вон.
Вот он в «Арагви», без щита, розовый после первых ста.
Знаешь ли ты, что значит «сто»? Это, брат, кое-что.
Только и тут на сходстве черт нас не лови, молчи, эксперт.
Это не я, пускай похож. Ты, академик, врёшь.
Это другой отцом родным держит себя, пока над ним
обыск чинит от глаз до пят целый погранотряд.
Двое с овчаркой с двух сторон лезут в багаж его, а он
молвит, ощупав Рексу нос: «Пёс-то у вас - того-с!»
Это другой, два дня спустя, Бруклинский топчет мост, кряхтя.
Топчет и ропщет в смысле том, что утомлён мостом.
Либо взамен «коман са ва» в скором купе «Париж - Москва»
шепчет, припомнив Мулен Руж: «Боже, какая чушь!»
...Снимок за снимком, дым, клочки. Скулы, виски, очки, зрачки.
Дети, отцы, мужья, зятья. Кто же из оных я?
Разве, быть может, тот, в углу, что, прижимая лёд к челу,
битые сутки, гриб грибом, тупо глядит в альбом.
Может быть, он моим сейчас голосом ахнет, вместо глаз
к небу поднявши два бельма: «Боже, какая тьма!»
Может, хотя бы он - не дым. Впрочем, тогда - что делать с ним?
Сжечь? Изваять? Убить? Забыть? Может быть, может быть.
1996
склеить пытаюсь два словца от своего лица.
Битые сутки с тяжким лбом сиднем сижу, гляжу в альбом.
Что до словес - язык не враг. Что до лица - никак.
Вот гувернантка, с ней дитя, милый ребёнок. Но, хотя
брезжит повадка в нём моя, всё-таки он не я.
Вот шалопай в Крыму меж скал, менее мил, уже не мал,
скачет вождём земли всея. Только и он не я.
Вот и опять не я, а он - в Санкт-Петербурге меж колонн,
вовсе не мал, давно не мил, к Бирже спиной застыл.
Тщетно он ждёт, когда Нева скажет ему «коман са ва»,
волны идут себе как шли. Выкуси, вождь земли.
Дальше не лучше. Вот, кляня - тоже себя, но не меня, -
он на одной стоит ноге в очень большой тайге.
В обувь к нему, зловещ и дик, вирусоносный клещ проник.
Знаешь ли ты, что значит «клещ»? Это такая вещь.
Снова не я, а тот, другой, пред микрофоном гнёт дугой
корпус и разевает рот, думая, что поёт.
Можно ручаться по всему, тут со щитом не быть ему:
скоро из уст исторгнет он стон и метнётся вон.
Вот он в «Арагви», без щита, розовый после первых ста.
Знаешь ли ты, что значит «сто»? Это, брат, кое-что.
Только и тут на сходстве черт нас не лови, молчи, эксперт.
Это не я, пускай похож. Ты, академик, врёшь.
Это другой отцом родным держит себя, пока над ним
обыск чинит от глаз до пят целый погранотряд.
Двое с овчаркой с двух сторон лезут в багаж его, а он
молвит, ощупав Рексу нос: «Пёс-то у вас - того-с!»
Это другой, два дня спустя, Бруклинский топчет мост, кряхтя.
Топчет и ропщет в смысле том, что утомлён мостом.
Либо взамен «коман са ва» в скором купе «Париж - Москва»
шепчет, припомнив Мулен Руж: «Боже, какая чушь!»
...Снимок за снимком, дым, клочки. Скулы, виски, очки, зрачки.
Дети, отцы, мужья, зятья. Кто же из оных я?
Разве, быть может, тот, в углу, что, прижимая лёд к челу,
битые сутки, гриб грибом, тупо глядит в альбом.
Может быть, он моим сейчас голосом ахнет, вместо глаз
к небу поднявши два бельма: «Боже, какая тьма!»
Может, хотя бы он - не дым. Впрочем, тогда - что делать с ним?
Сжечь? Изваять? Убить? Забыть? Может быть, может быть.
1996
Inadvertently taking the initiative to continue to do without masks,
I'm trying to glue two words from my own face.
For a whole day I have been sitting with a heavy forehead and looking at the album.
As for words, language is not the enemy. As for the face - nothing.
Here is the governess, with her child, dear child. But though
my habit dawns in him, yet he is not me.
Here is a mischief in the Crimea between the rocks, less sweet, no longer small,
rides the leader of the earth of all. Only he is not me.
Here again, not me, but he - in St. Petersburg between the columns,
not at all small, not sweet for a long time, he froze with his back to the Exchange.
He waits in vain for the Neva to tell him "komansa va"
waves go to themselves as they went. Take a bite, leader of the earth.
It's no better further. Here, cursing - also myself, but not me, -
he stands on one leg in a very large taiga.
In the shoes of him, ominous and wild, a virus-carrying tick has penetrated.
Do you know what tick means? This is such a thing.
Again, not me, but the other, in front of the microphone, bends with an arc
body and opens his mouth, thinking that he is singing.
You can vouch for everything, here he won't be with a shield:
soon he will vomit a groan from his mouth and dash out.
Here he is in "Aragvi", without a shield, pink after the first hundred.
Do you know what one hundred means? This, brother, is something.
Only here, don't catch us on the similarity of features, be quiet, expert.
It's not me, let it look like. You, academician, are lying.
This is another father's family holding himself while over him
the search is repaired from eye to toe by a whole border detachment.
Two men with a shepherd dog climb into his luggage from both sides, and he
he says, feeling Rex's nose: "You have a dog!"
This is another, two days later, Brooklyn tramples the bridge, groaning.
Tramples and murmurs in the sense that he is tired of the bridge.
Or instead of "komansa va" in the fast compartment "Paris - Moscow"
whispers, remembering the Moulin Rouge: "God, what nonsense!"
... Shot by shot, smoke, shreds. Cheekbones, whiskey, glasses, pupils.
Children, fathers, husbands, sons-in-law. Which of them am I?
Is it possible that the one in the corner that, pressing the ice to the forehead,
for a day, mushroom mushroom, stares blankly at the album.
Maybe he will gasp with my voice now, instead of eyes
raising two thorns to the sky: "God, what darkness!"
Maybe at least he is not smoke. However, then - what to do with it?
Burn? Sculpt? Kill? Forget? May be.
1996
I'm trying to glue two words from my own face.
For a whole day I have been sitting with a heavy forehead and looking at the album.
As for words, language is not the enemy. As for the face - nothing.
Here is the governess, with her child, dear child. But though
my habit dawns in him, yet he is not me.
Here is a mischief in the Crimea between the rocks, less sweet, no longer small,
rides the leader of the earth of all. Only he is not me.
Here again, not me, but he - in St. Petersburg between the columns,
not at all small, not sweet for a long time, he froze with his back to the Exchange.
He waits in vain for the Neva to tell him "komansa va"
waves go to themselves as they went. Take a bite, leader of the earth.
It's no better further. Here, cursing - also myself, but not me, -
he stands on one leg in a very large taiga.
In the shoes of him, ominous and wild, a virus-carrying tick has penetrated.
Do you know what tick means? This is such a thing.
Again, not me, but the other, in front of the microphone, bends with an arc
body and opens his mouth, thinking that he is singing.
You can vouch for everything, here he won't be with a shield:
soon he will vomit a groan from his mouth and dash out.
Here he is in "Aragvi", without a shield, pink after the first hundred.
Do you know what one hundred means? This, brother, is something.
Only here, don't catch us on the similarity of features, be quiet, expert.
It's not me, let it look like. You, academician, are lying.
This is another father's family holding himself while over him
the search is repaired from eye to toe by a whole border detachment.
Two men with a shepherd dog climb into his luggage from both sides, and he
he says, feeling Rex's nose: "You have a dog!"
This is another, two days later, Brooklyn tramples the bridge, groaning.
Tramples and murmurs in the sense that he is tired of the bridge.
Or instead of "komansa va" in the fast compartment "Paris - Moscow"
whispers, remembering the Moulin Rouge: "God, what nonsense!"
... Shot by shot, smoke, shreds. Cheekbones, whiskey, glasses, pupils.
Children, fathers, husbands, sons-in-law. Which of them am I?
Is it possible that the one in the corner that, pressing the ice to the forehead,
for a day, mushroom mushroom, stares blankly at the album.
Maybe he will gasp with my voice now, instead of eyes
raising two thorns to the sky: "God, what darkness!"
Maybe at least he is not smoke. However, then - what to do with it?
Burn? Sculpt? Kill? Forget? May be.
1996