Не только мою конкретную цель я понял бы и настиг,
но даже и общий замысел от меня бы не увильнул,
когда бы я — хоть на миг, хоть сразу же как возник —
хоть сколько-нибудь замешкался и мозгами бы шевельнул.
Но — кровь, ни с кем не советуясь, размахнулась на долгий круг,
стопа, не успев опомниться, изготовилась для шагов.
И мне бы сто лет не крюк! Но всё это как-то вдруг,
а главное — в высшей степени независимо от мозгов.
Потом была биография, вся в затмениях, как на Луне.
То насыпь, то котлован, иногда война, но больше возня.
Участвовал я в возне — на чёрт знает чьей стороне...
И всё это шло и делалось независимо от меня.
Мой век своё отревел, как бык, и сгинул, как мотылёк.
И, тоже не от мозгов, я вместе с ним обмяк и померк.
И вот уже год как слёг. Но выдержал полный срок.
И почестям соответствовал, и газетчиков не отверг.
Со вспышкой, сказали, снимем тебя, вставай, ветеран, с одра.
Пойдёшь на ура на полосу, где кроссворд и хоккей на льду.
Снимайте, сказал, с утра. С утра сойду на ура.
А после обеда — это уже я вряд ли куда сойду...
Кто хочет, потом лепи персонажу маузер на стегно,
цепляй типажу медаль о двух сторонах на седую грудь.
Но лет ему — сто одно. И ест он одно пшено.
И всё это отношения не имеет ко мне ничуть.
И если ему, оставленному по выслуге без врагов,
на каждом углу мерещится Пентагон, или Бундесвер,
то это не от мозгов, нисколько не от мозгов,
а только, в известной степени, от давления атмосфер.
Они, атмосферы, давят себе, не глядя, в чью пользу счёт.
А сборная из последних своих пыхтит лошадиных сил.
Клюка мимо шайбы бьёт, медпомощь бежит на лёд,
а лёд уже год как тронулся, в смысле — двинулся и уплыл.
Сперва завалился в сточные катакомбы кусками он,
затем через фильтры вылился — любо-дорого, аш-два-о —
и дальше на волю, вон, туда же, куда уклон,
и даже, в какой-то степени, независимо от того.
Not only my specific goal I would understand and overtook,
but even a general idea from me would not have escaped,
whenever I - even for a moment, even as soon as it appeared -
although he hesitated a little and would move his brains.
But - the blood, not consulting with anyone, swung to a long circle,
Stop, not having time to recover, was made for steps.
And I would not have a hook for a hundred years! But all this somehow suddenly,
and most importantly - to the highest degree independently of the brain.
Then there was a biography, all in eclipses, like on the moon.
That is a mound, then a pit, sometimes a war, but more fuss.
I participated in the fuss - the devil knows whose side ...
And all this went and was done independently of me.
My age has cut off like an ox, and has disappeared like a moth.
And, also not of brains, I fell asleep with him and faded.
And now a year as a slug. But I sustained a full term.
He corresponded to honors, and did not reject newspapermen.
With the flash, they said, we'll take you down, get up, veteran, from the day.
You will go on hurray on a strip where a crossword and ice hockey.
Take off, said, in the morning. In the morning I'll be off with a bang.
And after dinner - it's already I'm hardly going anywhere ...
Who wants to, then mold the character Mauser to the character,
cling to the type of a medal about two sides on the gray chest.
But he's one hundred years old. And he eats one millet.
And all this has nothing to do with me.
And if to him, left for service without enemies,
at every corner is the Pentagon, or the Bundeswehr,
then it's not from the brain, not at all from the brain,
but only, to a certain extent, on the pressure of atmospheres.
They, the atmosphere, are pressing themselves, not looking, in whose favor the bill.
And the team of their last puffs horsepower.
Cliquish past the puck, the medical aid runs to the ice,
and the ice has already started a year, in the sense - moved and swam away.
At first he fell into pieces in the sewage catacombs,
Then through the filters it was poured out - any-expensive, two-oh-oh -
and further on to the will, to the same place, where the deviation,
and even, to some extent, regardless.