6 февраля 2016 года в Государственную думу внесен проект федерального закона, который среди прочего меняет и регулирование института адвокатского запроса[1]. Задача законодателя декларируется в наименовании документа — улучшение качества квалифицированной юридической помощи. Однако исследование документа показывает, что принятие поправок приведет к диаметрально противоположному результату.
Законопроект предполагает более скрупулезную регламентацию института адвокатского запроса. На первый взгляд, это выглядит как расширение прав и, значит, должно привести к улучшению качества правовой помощи, однако последствия принятия этих поправок будут негативными.
Наделение адвоката возможностью собирать доказательства, даже если оно подано в формате права, неминуемо приведет к переходу части бремени доказывания на адвоката, а значит, и на его доверителя. Между тем задача защитника — оспаривать представленные доказательства вины, а бремя ее доказывания возложено на правоохранительные органы. Если отступить от этой формулы, то произойдет нивелирование презумпции невиновности.
Сбор доказательств — это полномочие публичной власти. Наделяя им адвокатов, государство идет по пути включения адвокатской корпорации в иерархическую систему государственного управления. Это видно на уровне терминологии законопроекта: «Адвокаты, совершившие административное правонарушение, предусмотренное настоящей статьей, несут административную ответственность как должностные лица». Поэтому, если этот закон будет принят, мы увидим огосударствление адвокатуры.
Еще один риск, заложенный в законопроекте, — это расширение инструментов влияния на адвокатов. Согласно документу, адвокаты станут субъектами административной ответственности, предусмотренной ст.13.14 КоАП РФ (разглашение информации с ограниченным доступом). Органы следствия получат возможность использовать этот инструмент, если адвокаты предъявят документы, полученные в результате адвокатского запроса от государственных органов. В качестве прецедента можно привести дело адвоката Бориса Кузнецова. Уголовное преследование по делу о нарушении государственной тайны началось в отношении него после того, как он предоставил в Конституционный суд документы, свидетельствующие о незаконном прослушивании государственными органами разговоров его доверителя.
Таким образом, опасности для адвокатуры, которые возникают в случае принятия этого законопроекта, велики, а польза от детальной регламентации адвокатского запроса — минимальна. Надежды, что введение административной ответственности за отказ от ответа на адвокатский запрос приведет к бесперебойной работе этого института, безосновательны. Достаточно вспомнить практику существования и юридически более сильно защищенных запросов, например, депутатского. Она показывает, что шанс адвоката вовремя получить ответ на свой запрос невелик. Кроме того, закон вводит значительный перечень ограничений в отношении адвокатского запроса, что дает возможность должностным лицам мотивированно отказать адвокату в предоставлении информации.
В итоге более чем обоснованным будет вывод, что введение более детальной законодательной регламентации института адвокатского запроса хороших перспектив не имеет. В лучшем случае их будут продолжать игнорировать, а в худшем условия ведения адвокатской деятельности сильно усложнятся и, как следствие, произойдет снижение качества услуг.
On February 6, 2016, a draft federal law was introduced into the State Duma, which among other things changes the regulation of the institution of attorney’s request [1]. The task of the legislator is declared in the name of the document - improving the quality of qualified legal assistance. However, a study of the document shows that the adoption of amendments will lead to a diametrically opposite result.
The draft law provides for a more rigorous regulation of the institute of advocate inquiry. At first glance, this looks like an extension of rights and, therefore, should lead to an improvement in the quality of legal assistance, but the consequences of the adoption of these amendments will be negative.
Allowing a lawyer to collect evidence, even if it is filed in a legal format, will inevitably lead to the transfer of part of the burden of proof to a lawyer, and hence to his principal. Meanwhile, the defender's task is to challenge the evidence of guilt presented, and the burden of proof is placed on law enforcement agencies. If we deviate from this formula, the presumption of innocence will be leveling.
The collection of evidence is the authority of public authority. Giving them lawyers, the state follows the path of incorporating the law firm into the hierarchical system of government. This can be seen at the level of the terminology of the draft law: "Lawyers who have committed an administrative offense under this article bear administrative responsibility as officials." Therefore, if this law is adopted, we will see the nationalization of the legal profession.
Another risk inherent in the bill is the expansion of instruments of influence on lawyers. According to the document, lawyers will become subjects of administrative responsibility under Article 13.14 of the Administrative Code of the Russian Federation (disclosure of information with limited access). The investigation authorities will be able to use this tool if lawyers submit documents obtained as a result of a lawyer's request from state bodies. The case of lawyer Boris Kuznetsov can be cited as a precedent. The criminal prosecution in the case of violation of state secrets began in relation to him after he submitted to the Constitutional Court documents testifying to the illegal hearing of his principal by the state bodies.
Thus, the dangers for the bar that arise in the event of the adoption of this bill are great, and the benefits of the detailed regulation of the lawyer's request are minimal. The hope that the introduction of administrative responsibility for refusing to respond to an attorney's request will lead to the uninterrupted work of this institution is unfounded. It is enough to recall the practice of the existence of legally more strongly protected requests, for example, deputy. It shows that the chance of a lawyer to receive an answer to her request in time is not great. In addition, the law introduces a significant list of restrictions on the lawyer's request, which allows officials to refuse a lawyer to provide information reasonably.
As a result, it will be more than reasonable to conclude that the introduction of a more detailed legislative regulation of the institution of the lawyer's inquiry does not have good prospects. At best, they will continue to be ignored, and at worst, the conditions for conducting advocacy will become very complicated and, as a result, the quality of services will decline.