Мой самый страшный враг – это же я сам, и никто иной.
Зверь голоден с утра, в памяти дыра, время за спиной.
Смел пламенный рассвет крошево с небес. Это – утвержденье права
знать: в жизни смерти нет! Полыхает снег, август ледяной.
Сон поездом стоит. Зверь – не пассажир и не машинист.
Зверь скоро будет сыт, керосин разлит в тысячи канистр.
Вот, покидая дот, огненный коктейль заливает всю округу.
В нем обгоревший рот порождает крик рваным снопом искр:
Идут вперед стеклянные щиты,
вперед, стеклянные щиты, вперед, стеклянные щиты,
вперед, стеклянные!
Гремит тяжелой поступью кирза,
из нор ссыпаются кроты, из нор ссыпаются кроты,
из нор ссыпаются.
Тот, кто молчал всю жизнь – зарычал, завыл – и пошел стеной.
Дот, пропастью во ржи, выход разрешил на железный строй.
В клинч, в самый близкий сход ринулась толпа огненным кровавым валом.
Зверь вырвался вперед, и остался там, стоптанный кирзой.
Да, он не победил! Но он и не сидел куклой у окна!
Враз тысячи светил выжрали свинец, встали в стремена.
Их увозил восход, их увозил состав – всех одна толпа пожрала.
Зверь не взорвал моста, не убил крота, но уже познал,
Как прут вперед стеклянные щиты,
вперед, стеклянные щиты, вперед, стеклянные щиты,
вперед, стеклянные!
Гремит тяжелой поступью кирза,
из нор ссыпаются кроты, из нор ссыпаются кроты,
из нор ссыпаются...
My worst enemy is myself, and no one else.
The beast is hungry since morning, in memory of a hole, time behind.
The flaming dawn was dashing from the sky. This is the approval of the law
to know: there is no death in life! The snow is burning, August is ice cold.
The train sleeps. The beast is not a passenger or a machinist.
The beast will soon be full, kerosene is poured into thousands of cans.
Here, leaving the pillbox, a fire cocktail floods the entire district.
In it a charred mouth gives rise to a scream with a torn sheaf of sparks:
The glass shields are moving forward,
forward, glass shields, forward, glass shields,
forward, glass!
He thunders with the heavy tread of the crozza,
From moles poured moles, from burrow moths poured,
from holes are poured.
Anyone who has been silent all his life - growled, howled - and went to the wall.
Dot, a precipice in the rye, the solution was allowed to the iron system.
In the clinch, the crowd approached the nearest gathering with a fiery bloody shaft.
The beast jerked forward, and stayed there, knocked down by the kerzo.
Yes, he did not win! But he did not even sit at the window!
At times thousands of luminaries drank lead, stood in stirrups.
They were taken away by the sunrise, they were taken away by the convoy - all one crowd devoured.
The beast did not blow up the bridge, did not kill the mole, but already knew,
As a rod forward glass shields,
forward, glass shields, forward, glass shields,
forward, glass!
He thunders with the heavy tread of the crozza,
From moles poured moles, from burrow moths poured,
from holes are poured ...