Нет, не то чтобы надоели, но утомили, ни на шаг от них не уйдешь, если грош подашь. Я рискую завязнуть насмерть в их плотном мире, в этом вязком, падком на страсть и ночную блажь. В жарком, потном, как овчина, горячем доме, в горловых, межвздошных, ласковых их словах, я-то думал их выпиливать в халцедоне, в ре-миноре, с придыханием в каждой доле, а сквозь них - потоки в тысячи киловатт.
И она так жадно сжимает меня в ладони, чтоб цепочка не мешала ей целовать.
Нет, не то чтобы утомили, но сколько можно, третий лишний, первый главный, я ни гу-гу, я задержан на бесхитростной их таможне пограничниками рук и борзыми губ, не позволено быть лишним в мерцанье плоти, лезть им в рот (который по классике цвета rot), помнишь, как там было, миф о жене и Лоте, ноги вместе, руки в стороны, взгляд вперёд, нынче вечер, окна в сказочном переплете, я вернусь, услышав шелест пальто в полете, вздох - она берет со стола берёт.
Нет, не то чтобы сколько можно, но очень больно отвернуться, улыбнуться и отпустить, мне потом не хватит мячиков волейбольных и имбирных леденцов, чтобы их спасти. Ведь она уже кого-то боготворила, шила платья, тот порой приезжал гостить, слишком помню, как она со мной говорила, со слезами перемешивая в горсти. Но пока она смеется, себе в основу положив, что завтра сбудется завтра лишь. Я гляжу на них печально и чуть сурово. Может быть мне просто завидно, право слово, наблюдать за силуэтами в чуть лиловых помутневших окнах пряничных их жилищ.
__________
А у нас декабрь, но вокруг по-вешнему
Сыро и горячо.
Я захожу домой и вешаю
Голову на крючок.
Чайник вскипает, на окнах вязью
Странные письмена.
Господи, если ты вдруг на связи, -
Как она без меня?
Господи, лучшее, что ты выдумал,
Сделано из ребра.
Выдуто, выверено и выдано,
Чай на губах мешается с выдохом
Теплого серебра.
Господи, дай ей пути лучистые,
Лучшие из твоих.
Если нам вдруг на двоих расчислено,
Я обойдусь, но чтоб ей по-честному
Счастья за нас двоих.
Чтобы она не видела черного
В розе твоих ветров.
Чтобы хоть раз забыла про чертово
Злое своё метро.
Чтоб миновали ее трущобы,
Изморозь, гарь и ил,
Чтобы играл Михаил и чтобы
Подыгрывал Гавриил.
Господи, я всё словами порчу,
Истина не в речах,
Весной, когда набухают почки,
Может быть, ты проверишь почту
И прочтешь белизну плеча,
И щека ее горяча
И она прикусывает цепочку,
Чтобы не закричать.
______
Чтобы не расплескать - прикрываю лоб рукой, чашку себе из ладони соорудив, утро пригрелось русым пушистым облаком к солнечной невыспавшейся груди. Я не пойму, что было со мною до него, как я жила, и в чьих я спала домах. Если он позвонит, я подпрыгну до неба, если не позвонит - позвоню сама. Мир нараспашку, на поводке серебряном Бог задремал, уставший меня учить. Если погладить теплый хребет поребрика - сытой довольной кошкой асфальт урчит что-то дикарско-латино-американское, чтобы вдохнуть на миг - и живешь едва. Девочка отчего ты всё ходишь в каске, а? Чтобы от счастья не лопнула голова. Реки синеют, где-то вдали тоскливая толстая чайка хрипло лажает блюз. Если он меня любит - то я счастливая, если же нет - ну, я-то его люблю.
Мы еще обрастем нежилыми стенками в стылом ветру, но нынче-то поутру всё, что мы нажили общего - это терпкая черная теплота меж сплетенных рук.
Вот я иду по поребрику, как по лучику, с богом в ладони, с искрами вместо глаз.
_____
Может быть всё и правда у них получится.
Главное, чтобы цепочка не порвалась.
No, it’s not that tired, but tired, you won’t go a step away from them if you give a dime. I risk being stuck to death in their dense world, in this viscous, greedy passion and nightly whim. In a hot, sweaty, sheepskin-like hot house, in their throaty, inter-iliac, affectionate words, I thought to cut them in chalcedony, in D minor, with aspiration in each lobe, and through them flows in thousands of kilowatts.
And she so eagerly squeezes me in the palm of her hand so that the chain does not stop her from kissing.
No, it’s not that weary, but as much as possible, the third superfluous, the first main one, I’m not gu, I was detained at their simple art by border guards of hands and greyhounds, it’s not allowed to be superfluous in the flicker of the flesh, to climb into their mouth (which classic color rot), remember how it was, the myth of his wife and Lot, legs together, hands to the side, look forward, tonight, the windows are in a fabulous cover, I’ll be back when I hear the rustle of my coat in flight, she takes a sigh from the table beret.
No, not as much as possible, but it is very painful to turn away, smile and let go, then I will not have enough balls of volleyball and ginger candy to save them. After all, she already idolized someone, sewed dresses, he sometimes came to visit, I remember too much how she spoke to me, mixing with tears in handfuls. But while she laughs, based herself on the basis that tomorrow will come true only tomorrow. I look at them sadly and a little sternly. Maybe I’m just envious, the right word, to watch the silhouettes in the slightly purple clouded windows of their gingerbread houses.
__________
And we have December, but around spring
Damp and hot.
I go home and hang
Head to hook.
The teapot boils, ligatured on the windows
Strange letters.
Lord, if you are in touch,
How is she without me?
Lord, the best you made up
Made from ribs.
Blown, verified and issued,
Tea on the lips interferes with exhalation
Warm silver.
Lord give her radiant paths
The best of yours.
If we’re all for two,
I will manage, but so that she honestly
Happiness for the two of us.
So she doesn’t see black
In the rose of your winds.
To at least once forgot about the damn
Wicked his subway.
To pass her slums
Rime, cinder and silt,
To play Michael and so
Played up Gabriel.
Lord, I'm spoiling everything with words,
The truth is not in speech
In spring, when the buds swell,
Maybe you will check your mail
And read the whiteness of the shoulder
And her cheek is hot
And she bites the chain
In order not to scream.
______
In order not to splash - I cover my forehead with my hand, having built a cup from my palm, the morning warmed myself with a fluffy brown cloud to my sunny sleepy chest. I don’t understand what happened to me before him, how I lived, and in whose houses I slept. If he calls, I will jump to the sky, if he does not, I will call myself. The world is wide open, on a silver lead God dozed off, tired of teaching me. If you stroke the warm ridge of a curb — a well-fed cat with asphalt rumbles something savage-Latin American to breathe for a moment - and you hardly live. Girl, why are you all wearing a helmet, huh? So that my head does not burst with happiness. The rivers turn blue, somewhere in the distance a dreary thick seagull hoarsely messes up the blues. If he loves me, then I am happy, but if not, well, then I love him.
We will still be surrounded by uninhabited walls in a cold wind, but now in the morning all that we have acquired is common - it is the astringent black warmth between woven hands.
So I walk along the curb, as if on a ray, with a god in the palm of my hand, with sparks instead of eyes.
_____
Maybe everything will really work out for them.
The main thing is that the chain does not break.