Текст песни Александр Розенбаум - Серафимыч
Просмотров
248
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Александр Розенбаум - Серафимыч, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Серафимыч
На перрон, полный семечек, подгоняли состав,
Алкаши-шикиревичи занимали места.
Молодые, красивые лезли мы в эшелон.
Николай Серафимович, твой был первый вагон.
Рвали струны безжалостно не за тыщи - за грош,
За спасибо-пожалуйста - их в стакан не нальёшь.
Белой ночью, чуть кремовой, "Парус" плыл по реке.
Николай Хризантемович расцветал в кабаке.
Жемчугами ты сыпал, касаясь рукой струн серебряных,
И "карась" золотой всё клевал да клевал до утра.
"Три семёрки" разлив по стаканам на невском поребрике,
Закрывали мы счёт, добавляя ещё по сто грамм.
В тихой роще осиновой, пот стирая с лица,
Николай Хиросимович разрывал нам сердца.
Недремотный трамвая сыч - три копейки билет,
Николай Нидвораевич, ты был в масть нам и в цвет.
На сегодняшних вёслах артисты лабают известные,
Но до "пара" такого никто из крутых не дорос.
Где-то там позади лихо катит дрезина с маэстрами,
Безуспешно пытаясь догнать твой, Резан, паровоз.
В небо с криком отчаянным птичья стая ушла.
Не хватало печали нам... Коля, что за дела?!
Плач свечей парафиновых, загрустил Ленинград...
Николай Серафимович, до свидания, брат.
Угорают банкиры, по киру целуясь с клиентами,
И братва за слова отвечает, как в лучшие дни.
Все равны - что в парных, что в пивных - пред магнитными лентами,
На которых твоя, Серафимыч, гитара звенит.
На перрон, полный семечек, подгоняли состав,
Алкаши-шикиревичи занимали места.
Молодые, красивые лезли мы в эшелон.
Николай Серафимович, твой был первый вагон.
Рвали струны безжалостно не за тыщи - за грош,
За спасибо-пожалуйста - их в стакан не нальёшь.
Белой ночью, чуть кремовой, "Парус" плыл по реке.
Николай Хризантемович расцветал в кабаке.
Жемчугами ты сыпал, касаясь рукой струн серебряных,
И "карась" золотой всё клевал да клевал до утра.
"Три семёрки" разлив по стаканам на невском поребрике,
Закрывали мы счёт, добавляя ещё по сто грамм.
В тихой роще осиновой, пот стирая с лица,
Николай Хиросимович разрывал нам сердца.
Недремотный трамвая сыч - три копейки билет,
Николай Нидвораевич, ты был в масть нам и в цвет.
На сегодняшних вёслах артисты лабают известные,
Но до "пара" такого никто из крутых не дорос.
Где-то там позади лихо катит дрезина с маэстрами,
Безуспешно пытаясь догнать твой, Резан, паровоз.
В небо с криком отчаянным птичья стая ушла.
Не хватало печали нам... Коля, что за дела?!
Плач свечей парафиновых, загрустил Ленинград...
Николай Серафимович, до свидания, брат.
Угорают банкиры, по киру целуясь с клиентами,
И братва за слова отвечает, как в лучшие дни.
Все равны - что в парных, что в пивных - пред магнитными лентами,
На которых твоя, Серафимыч, гитара звенит.
Serafimich
On the platform, full of seeds, customized composition,
Alkashi-shikirevichi occupied seats.
Young, beautiful we climbed into the train.
Nikolai Serafimovich, yours was the first carriage.
Torn the strings mercilessly not for a thousand - for a penny,
Thank you, please - you can’t pour them into a glass.
White night, a little cream, & quot; Sail & quot; sailed on the river.
Nikolai Chrysanthemovich flourished in a tavern.
You showered pearls, touching the silver strings with your hand,
And & quot; crucian & quot; gold was pecking and pecking till the morning.
& quot; Three sevens & quot; pouring into glasses on the Nevsky curb,
We closed the account, adding another hundred grams.
In a quiet aspen grove, wiping sweat from his face,
Nikolai Hiroshimovich broke our hearts.
Underdrive tram owl - three kopecks ticket,
Nikolai Nidvoraevich, you were in the suit of us and in color.
On today's oars artists known labs,
But before & quot; couple & quot; This is one of the steep not grown.
Somewhere behind the line there is a tire with a maestra,
Unsuccessfully trying to catch up with your, Rezan, locomotive.
In the sky with a cry of desperate bird flock gone.
We didn’t have enough sorrow ... Nick, what is the matter ?!
Crying paraffin candles, sad Leningrad ...
Nikolai Serafimovich, goodbye, brother.
Bankers are angry, by kissing clients,
And Tale is responsible for the words, as in the best days.
All are equal - that in steam rooms, that in beer - before magnetic tapes,
On which yours, Serafimych, guitar is ringing.
On the platform, full of seeds, customized composition,
Alkashi-shikirevichi occupied seats.
Young, beautiful we climbed into the train.
Nikolai Serafimovich, yours was the first carriage.
Torn the strings mercilessly not for a thousand - for a penny,
Thank you, please - you can’t pour them into a glass.
White night, a little cream, & quot; Sail & quot; sailed on the river.
Nikolai Chrysanthemovich flourished in a tavern.
You showered pearls, touching the silver strings with your hand,
And & quot; crucian & quot; gold was pecking and pecking till the morning.
& quot; Three sevens & quot; pouring into glasses on the Nevsky curb,
We closed the account, adding another hundred grams.
In a quiet aspen grove, wiping sweat from his face,
Nikolai Hiroshimovich broke our hearts.
Underdrive tram owl - three kopecks ticket,
Nikolai Nidvoraevich, you were in the suit of us and in color.
On today's oars artists known labs,
But before & quot; couple & quot; This is one of the steep not grown.
Somewhere behind the line there is a tire with a maestra,
Unsuccessfully trying to catch up with your, Rezan, locomotive.
In the sky with a cry of desperate bird flock gone.
We didn’t have enough sorrow ... Nick, what is the matter ?!
Crying paraffin candles, sad Leningrad ...
Nikolai Serafimovich, goodbye, brother.
Bankers are angry, by kissing clients,
And Tale is responsible for the words, as in the best days.
All are equal - that in steam rooms, that in beer - before magnetic tapes,
On which yours, Serafimych, guitar is ringing.