Lyrics аля кудряшева - Не бойся, милый, это как смерть из телека...
Views
574
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference аля кудряшева - Не бойся, милый, это как смерть из телека..., and also a translation of a song with a video or clip.
Не бойся, милый, это как смерть из телека, воскреснешь, вылезешь где-нибудь через век, ведь это даже не вирус, а так, истерика, суббота-утречко, надо уже трезветь. Пора идти, в пакете в дорогу бутеры, расческа, зеркало - господи, это кто?.. На улице не морозно, но мерзко - будто бы хмельное небо вырвало на пальто. Ну что ж, спокойно, с толком, поднявши голову, на остановку, правильно, не спеши, так хорошо - не видно ни сердца голого, ни розовой недомучившейся души.
Вот так проходят эти, почти-осенние, почти совсем живые пустые дни, которые начинаются воскресением, кончаясь так, как тысячи дней до них, их не удержишь в пальцах - уж больно скользкие, бездарная беззастенчивая пора, ты приезжаешь вечером на Московскую, а уезжаешь с Автово и вчера. Друзья живут, хоть плохо, но как-то маются, а ты чем хуже, тоже себя ищи, один качает мышцы и занимается, другая, вот, влюбляет в себя мужчин. Пойди помой посуду - работа та еще, отправься в лес, проспаться, пожрать, поржать. А ты стоишь зубами за мир хватаешься и думаешь, что он будет тебя держать.
Ты думаешь, ты такой вот один-единственный, такой вот медноногий смешной колосс, который хочет нырнуть в ее очи льдистые и спрятаться в рыжем танце ее волос. Что ты один молчишь ей срывным дыханием и молишься нецелованному лицу, что ты готов сгореть за ее порхание, за голоса крышесносую хрипотцу. Она ведь вечно вместе, всегда при свите и она ведь пробежит по твоей золе. И самый ужас в том, что она действительно прекрасней всего прекрасного на земле.
И что тебе расскажешь - посуда вымыта, за окнами злые темные пять утра, не вытянута, не вымотана, не вынута из рыхлого измочаленного нутра та нитка, нерв из зуба, живая, чуткая, свернувшаяся в горячий больной клубок, которую те, кто верят хоть на чуть-чуть в нее смущенно в своих записках зовут "любовь". Который раз - и мимо, а нитка тянется, и трется о бессмысленные слова, вот так ее когда-нибудь не останется - и чем тогда прикажешь существовать? Потом-потом-потом, а пока всё пенится, барахтается у боли своей в плену, не трогай, пусть подсохнет, еще успеется проверить, дернуть заново за струну. И ты опять расплачешься, раскровавишь всё, почувствуешь, как оно там внутри дрожит.
А вот сейчас ты выпрямишься. Расправишься. Войдешь в автобус. Встанешь. И станешь жить.
Вот так проходят эти, почти-осенние, почти совсем живые пустые дни, которые начинаются воскресением, кончаясь так, как тысячи дней до них, их не удержишь в пальцах - уж больно скользкие, бездарная беззастенчивая пора, ты приезжаешь вечером на Московскую, а уезжаешь с Автово и вчера. Друзья живут, хоть плохо, но как-то маются, а ты чем хуже, тоже себя ищи, один качает мышцы и занимается, другая, вот, влюбляет в себя мужчин. Пойди помой посуду - работа та еще, отправься в лес, проспаться, пожрать, поржать. А ты стоишь зубами за мир хватаешься и думаешь, что он будет тебя держать.
Ты думаешь, ты такой вот один-единственный, такой вот медноногий смешной колосс, который хочет нырнуть в ее очи льдистые и спрятаться в рыжем танце ее волос. Что ты один молчишь ей срывным дыханием и молишься нецелованному лицу, что ты готов сгореть за ее порхание, за голоса крышесносую хрипотцу. Она ведь вечно вместе, всегда при свите и она ведь пробежит по твоей золе. И самый ужас в том, что она действительно прекрасней всего прекрасного на земле.
И что тебе расскажешь - посуда вымыта, за окнами злые темные пять утра, не вытянута, не вымотана, не вынута из рыхлого измочаленного нутра та нитка, нерв из зуба, живая, чуткая, свернувшаяся в горячий больной клубок, которую те, кто верят хоть на чуть-чуть в нее смущенно в своих записках зовут "любовь". Который раз - и мимо, а нитка тянется, и трется о бессмысленные слова, вот так ее когда-нибудь не останется - и чем тогда прикажешь существовать? Потом-потом-потом, а пока всё пенится, барахтается у боли своей в плену, не трогай, пусть подсохнет, еще успеется проверить, дернуть заново за струну. И ты опять расплачешься, раскровавишь всё, почувствуешь, как оно там внутри дрожит.
А вот сейчас ты выпрямишься. Расправишься. Войдешь в автобус. Встанешь. И станешь жить.
Fear not , dear , it's like the death of a TV set , will rise again , you will get out somewhere in a century , it's not even a virus, and so hysterical , Saturday - utrechko , should already sober . It's time to go on the road in the package Butera , comb, mirror - God, who is this? .. The street frosty , but ugly - as if drunken sky vomited on the coat . Well , quietly , efficiently, looked up, stop , right , do not rush , so good - can not see any naked heart nor soul nedomuchivsheysya pink .
That's the way these are , almost autumn , almost entirely live empty days that begin resurrection , ending as a thousand days to them , they can not be kept in the fingers - it was too slippery , mediocre shameless go, you come to Moscow in the evening and leaving from Avtovo yesterday. Friends live , though bad, but somehow toil , and the worse you also look for yourself , one shakes and muscle is involved, the other , here , fall in love with men. Go wash dishes - that still work , go to the forest , sleep it , eat , neighing . And you stand for peace grasping teeth and think that it will hold you .
You think you're such a one and only , is such a funny Mednonogov colossus who wants to dive into her icy eyes and hide in a red dance her hair. What did you say something to her stall one breath and pray Never Been Kissed person that you are ready to burn for her flutter for votes kryshesnos huskiness . She's always together, always in the suite and she had run along your ash. And the most terrible thing that she really is perfect just beautiful on earth .
And what do you tell - dishes washed , the windows dark evil five in the morning , not pulled , not exhausted , not removed from loose bowels knackered that thread , the nerve of the tooth , lively, sensitive, curled up in a ball of hot sick that those who believe though for a little bit in her embarrassment in his memoirs called "love." Once again - and by and thread stretches and rubs meaningless words here so it will not ever - and then what you command exist ? Then - then - then , and until all foam, floundering in his pain in captivity , do not touch , let dry up , still have time to check again to pull the strings . And you burst into tears again , raskrovavish all feel how it trembles inside there .
And now you straighten . Violence. Come into the bus. You get up . And you will live .
That's the way these are , almost autumn , almost entirely live empty days that begin resurrection , ending as a thousand days to them , they can not be kept in the fingers - it was too slippery , mediocre shameless go, you come to Moscow in the evening and leaving from Avtovo yesterday. Friends live , though bad, but somehow toil , and the worse you also look for yourself , one shakes and muscle is involved, the other , here , fall in love with men. Go wash dishes - that still work , go to the forest , sleep it , eat , neighing . And you stand for peace grasping teeth and think that it will hold you .
You think you're such a one and only , is such a funny Mednonogov colossus who wants to dive into her icy eyes and hide in a red dance her hair. What did you say something to her stall one breath and pray Never Been Kissed person that you are ready to burn for her flutter for votes kryshesnos huskiness . She's always together, always in the suite and she had run along your ash. And the most terrible thing that she really is perfect just beautiful on earth .
And what do you tell - dishes washed , the windows dark evil five in the morning , not pulled , not exhausted , not removed from loose bowels knackered that thread , the nerve of the tooth , lively, sensitive, curled up in a ball of hot sick that those who believe though for a little bit in her embarrassment in his memoirs called "love." Once again - and by and thread stretches and rubs meaningless words here so it will not ever - and then what you command exist ? Then - then - then , and until all foam, floundering in his pain in captivity , do not touch , let dry up , still have time to check again to pull the strings . And you burst into tears again , raskrovavish all feel how it trembles inside there .
And now you straighten . Violence. Come into the bus. You get up . And you will live .