Холодные трупы, гремящие трубы, кротовые норы и сингулярности, томные, громкие, страшные оргии из звуков смерти и хирургических скальпелей. Никто не придет, ничто не поможет, смерть на пороге молится нам - убитым. Эти белые стены и решетчатые окна не дают почувствовать всю свободу мысли. Санитары бьют палками - больно, смешно. Нам ничто не поможет, мы все здесь умрем. Иисус, из третьей палаты, будет скучать по всем тем, кто назад не пришел, он знал все трупы те лично, они гуляли, дружили, общались, любили...
Все как в дет. саде, но только - мысли. Они здесь все так же по-детски наивны, но проблема лишь в том, что здесь они - лишнее. За них отправляют на электрический стул, за заставляют собирать грязный суд, а санитары, как псины, все ссут и ссут, с заглотом у власти сосут. Это нечестно и это ложь, мы точно такие же люди, но вошь, что закралась в умы докторов выжимает из них человечности сок. Я слышу как плачут стены, с ними плачу и я. Рисуя на стене как толстый кот пожирает себя тихо схожу с ума. Мне разрешили писать, дали ручку, бумагу. Но запретили писать петиции и защитные дипломы для бакалавра. Я скоро выйду, мне так сказали друзья. Ну, те, что и засадили меня сюда. Юра, Андрей и Наташа, вроде бы так их звали. Все по кирпичикам, все по слогам. Я тихо гнию, впуская в свое сознание новое "я". Я и Я, нас двое, мы друзья. Настоящие, а не как те Юля, Сергей и Маша. Все по кирпичикам, все по полочкам, в сознании моем распеваются воплями брошенных, я тихо беру в руку ручку, щелчком выпускаю чернила, давлю на бумагу, пытаясь сосредоточить все мысли и упорядочить знания. Я вижу бога, вижу вселенную, чувствую каждую макромолекулу. Тихий гул поездов, рожденный где-то на севере. Я помню как ехал сюда в надежде обрести наконец упокоение. Мне был обещан красивый гроб, на котором золотую по красной или белой каймой напишут "Спасибо за все, спасибо за мысли. Приятных Вам снов, прелестные крыски". Я их похороню с собой, возьму уже мертвым и притащу в гроб. Это мои мыши, мои слова, мысли. Они под кожей, на стенах и в потолке. В матрасе, в глазах и языке. Они не чумные, белые, милые. Как живые. Живее тех, кто меня похоронит здесь. Те санитары - на деле машины, они жестокие, циничные, злые. Им до нас дела нет, как и всем. Любите себя и своих же мышей.
Cold corpses, rattling tubes, mole holes and singularities, languid, loud, terrible orgies from the sounds of death and surgical scalpels. Nobody will come, nothing will help, death on the threshold prays for us - the dead. These white walls and lattice windows do not make you feel the whole freedom of thought. Medics beat with sticks - it hurts, it's funny. Nothing will help us, we will all die here. Jesus, from the third chamber, will miss all those who did not come back, he knew all the bodies themselves, they walked, they were friends, they talked, they loved ...
Just like in children. sad, but only - thoughts. Here they are still childishly naive, but the problem is that here they are too much. They are sent to an electric chair for them, they are forced to collect a dirty court, and orderlies, like dogs, all piss and piss, and swallow in power suck. This is not fair and this is a lie, we are exactly the same people, but the louse that crept into the minds of doctors squeezes the juice out of them. I hear the walls crying, and I cry with them. Drawing on the wall like a fat cat devours himself quietly losing his mind. I was allowed to write, gave a pen, paper. But forbidden to write petitions and protective diplomas for the bachelor. I'll be out soon, my friends told me so. Well, those that planted me here. Yura, Andrei and Natasha, it seems that this was their name. All bricks, all syllables. I quietly rot, letting in my consciousness a new "I". Me and I, the two of us, we are friends. These, and not like those Julia, Sergey and Masha. All bricks, all on the shelves, in my mind singing screams abandoned, I quietly take a pen in my hand, flick ink out, put pressure on the paper, trying to focus all thoughts and organize knowledge. I see God, I see the universe, I feel every macromolecule. The quiet rumble of trains, born somewhere in the north. I remember going here hoping to finally find rest. I was promised a beautiful coffin, on which they will write, “Thank you for everything, thanks for the thoughts. Have a pleasant dream, dear rats.” I will bury them with me, take them already dead and drag them to the coffin. These are my mice, my words, thoughts. They are under the skin, on the walls and in the ceiling. In the mattress, in the eyes and tongue. They are not plague, white, cute. Like living. More alive than those who bury me here. Those orderlies - in fact the car, they are cruel, cynical, angry. They don't care about us, like everyone else. Love yourself and your mice.