Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима,
как по тем же делам: потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
черсчур далеко, чтоб тебе различать голоса -
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где наощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
Name, to you, - because he will not work
from under the stone you get hold of - from me, anonymous,
as in the same cases: because they will also erase the stone,
and by virtue of the fact that I'm on top of, and a stone apart,
far too far for you to distinguish voices -
on the Aesopian hair dryer in the homeland of white heads,
where you feel and feel your poles
in the wet space of evil kings and shrill sipovok;
imenereku, you, the widow's son from the conductor from
either the Holy Spirit, or the raised dust of the yard,
the kidnapper of books, the writer of the best of odes
on the fall of A.S. in the lace and at the feet of Goncharova,
a word, a liar, a devourer of shallow tears,
the adorer of Engra, tram calls, asphodels,
white-toothed snake in the colonnade of the gendarmer's kerz,
lonely heart and body of numerous beds -
Yes, you lie, as in a large Orenburg shawl,
in our brown earth, the local pipes of a crook and smoke,
who understood life, like a bee on a hot flower,
and froze to death in the parade of the Third Rome.
Maybe the best and there is no wicket in the world in Nothing.
A man on the road, you would say that the best is not necessary,
down the dark river sailing away in a colorless coat,
whose clasps alone saved you from decay.
In vain, the grimy Charon is looking for the drachma in your mouth,
in vain someone blows a long string to his pipe.
I send you a nameless farewell
from the coast of unknown. Yes, you do not care.