Он сидел за столом на гостиничном жестком диване,
Наливая мне водку в единственный целый бокал,
И внезапно спросил, почему я не спел об Афгане?
Я ответил ему, потому что я там не бывал.
Почему не бывал? С концертом не звали,
Ну а так, без концерта, кому я ж там нужен, такой?
Молодой ветеран улыбнулся с оттенком печали,
Прикурив сигарету единственной правой рукой.
Я попел ему песни, а он мне без всякого лака,
Рассказал лучше книг и кино и про жизнь, и про смерть,
Так впервые почувствовал я, что такое атака,
И что значит столкнуться со смертью, и не умереть.
А потом его так понесло, что возникла опасность,
На свободе нам с ним эту трудную жизнь не дожить,
Хоть у нас и была эта самая, ну как ее ... гласность!
Но [...] и Горбачева могли посадить!
Молодой ветеран был душою смертельно изранен,
И тяжелую ношей под сердцем обиду носил,
Он прощаясь сказал: "Хорошо, что ты не был в Афгане!"
Ну а мне показалось, что я там все-таки был!
He sat at the table on the hotel hard couch,
Pouring me vodka into a single whole glass,
And suddenly asked why I did not sing about Afghanistan?
I answered him because I had not been there.
Why did not happen? With the concert was not called
Well, so, without a concert, who do I need there, such?
The young veteran smiled with a touch of sadness,
He lit a cigarette with his only right hand.
I sang songs to him, and he to me without any varnish,
Told better books and movies and about life, and about death,
So for the first time I felt what an attack is,
And what it means to face death, and not die.
And then he was so carried that there was a danger
At liberty we can’t live this difficult life with him
Even though we had this very, well, what about her ... publicity!
But [...] and Gorbachev could plant!
The young veteran soul was mortally wounded,
And he carried a heavy burden under his heart,
Saying goodbye, he said: “It's good that you were not in Afghanistan!”
Well, it seemed to me that I was still there!