Вечереет. Закат кроваво-прекрасен.
Безоблачной памятью молодо ясен,
От газовой ромашки на кухне прикуря,
Вдыхаю смертельный табак сентября.
Одинокая тоска. Воспаление дёсен.
Ожидаю любимую женщину - осень,
Бумажным журавлем, взлетая в потолок...
По венам струится любви кипяток.
В глубокой обиде, в унынии и гневе -
Я был не напрасен, как семя во чреве.
Желал постоянно и верил неслышно,
Но она, от меня отшутилась и вышла.
Оранжевые волосы, стеклянные глаза…
Исчезла в неизвестность, строго наказав:
Остаться возможным, на века молодым,
Не доказанным миру смертельно. Родным!
Eyeles. Sunset is blood-carrier.
The cloudless memory is young,
From gas chamomile in the kitchen, cooked,
I inhale the deadly tobacco on September.
Lonely longing. Inflammation of the gums.
I expect my beloved woman - autumn,
Paper crane, flying up to the ceiling ...
Boiling boiling water flows through the veins.
In deep resentment, in despondency and anger -
I was not in vain, like a seed in the womb.
I wished constantly and believed inaudibly,
But she, from me joked and came out.
Orange hair, glass eyes ...
She disappeared into the unknown, strictly punishing:
To remain possible, for centuries young,
Not proven to the world is mortal. Family!