Нида, малая точка на Куршской косе,
где - ах, кабы я мог! - навсегда бы осел
и ходил бы ночами на дюны,
пил бы горькую водку в кромешной тоске
и заезжих бы женщин любил на песке,
пока юный еще, пока юный...
Пока юный еще, все победы - не те.
В мельтешении дел, в городской маете
не обретши ни душу, ни тело,
жил и был бы на Ниде, как вольный казак.
Ничего бы не делал. Точнее сказать -
ах, чего бы я только не делал!
Есть блаженное дело: закутаться в плащ
и отправиться ночью на вымерший пляж,
неухоженный и охладелый.
И, как брошенный пес в опустевшем дому,
побродить по песку одному, одному, -
это тоже блаженное дело.
...Мне бы сдунула Нида морщины со лба,
как сухую листву. Но паскуда-судьба
мне мои не отпустит печали.
Все персты у судьбы указательные -
повинуясь перстам, встану затемно я
и мотор заведу, и отчалю.
Будет утро бодрить, как сухое вино,
будет, словно в романсе, туманно оно.
Будет сердце сжиматься от горя.
Я промчусь по косе, как лихой катерок,
и затылок погладит сырой ветерок,
долетевший с Балтийского моря.
август 1978
Nida, a small point on the Curonian Spit,
where - ah, if I could & # 33; - forever a donkey
and go to the dunes at night
would drink bitter vodka in utter anguish
and I would love visiting women in the sand,
while young yet, while young ...
While still young, all victories are not the same.
In the fuss of affairs, in the city May
without finding soul or body
lived and would be on Nida, like a free Cossack.
I wouldn’t do anything. To clarify -
ah, what would I just not do & # 33;
There is a blissful thing: wrap yourself in a cloak
and go to the extinct beach at night,
groomed and chilled.
And like an abandoned dog in an empty house
wander the sand alone, alone, -
this is also a blissful affair.
... Nida would blow off wrinkles from my forehead,
like dry foliage. But paskuda is fate
my mine will not let go of sorrow.
All fingers of fate are forefinger -
obeying my fingers
I’ll start the engine and drive away.
It will be awake in the morning like dry wine
it will be, as if in a romance, foggy.
The heart will contract with grief.
I will rush along the scythe like a dashing little cutter,
and a damp breeze strokes the back of the head
flying from the Baltic Sea.
August 1978