Весь этот нескончаемый пасмурный день, в глухой осенней тишине, под
низко нависшим хмурым небом, я одиноко ехал верхом по безотрадным,
неприветливым местам - и наконец, когда уже смеркалось, передо мною предстал
сумрачный дом Ашеров. Едва я его увидел, мною, не знаю почему, овладело
нестерпимое уныние. Нестерпимое оттого, что его не смягчала хотя бы малая
толика почти приятной поэтической грусти, какую пробуждают в душе даже самые
суровые картины природы, все равно - скорбной или грозной. Открывшееся мне
зрелище - и самый дом, и усадьба, и однообразные окрестности - ничем не
радовало глаз: угрюмые стены... безучастно и холодно глядящие окна...
кое-где разросшийся камыш... белые мертвые стволы иссохших дерев... от всего
этого становилось невыразимо тяжко на душе, чувство это я могу сравнить лишь
с тем, что испытывает, очнувшись от своих грез, курильщик опиума: с горечью
возвращения к постылым будням, когда вновь спадает пелена, обнажая
неприкрашенное уродство.
All this endless cloudy day, in the dead autumn silence, under
a low, looming, gloomy sky, I rode alone along the dreary,
to unfriendly places - and, finally, when it was already getting dark, I appeared before me
gloomy house Asherov. As soon as I saw it, I, I do not know why, took possession of it
unbearable despondency. Unbearable because it did not soften even a small
part of the almost pleasant poetic sadness that awakens in the soul even the most
severe pictures of nature, all the same - mournful or formidable. Opened to me
the sight - and the house itself, and the estate, and monotonous neighborhoods -
delighted the eye: gloomy walls ... indifferent and coldly glancing windows ...
here and there the bulging reeds ... the white dead trunks of the withered trees ... from all
it became inexpressibly hard on the soul, I can only compare this feeling with
with what the opium smoker feels, waking up from his dreams, with bitterness
return to the shabby weekdays, when the veil recedes, revealing
unattested ugliness.