Горение
М. Б.
Зимний вечер. Дрова
охваченные огнем --
как женская голова
ветреным ясным днем.
Как золотится прядь,
слепотою грозя!
С лица ее не убрать.
И к лучшему, что нельзя.
Не провести пробор,
гребнем не разделить:
может открыться взор,
способный испепелить.
Я всматриваюсь в огонь.
На языке огня
раздается "не тронь"
и вспыхивает "меня!"
От этого -- горячо.
Я слышу сквозь хруст в кости
захлебывающееся "еще!"
и бешеное "пусти!"
Пылай, пылай предо мной,
рваное, как блатной,
как безумный портной,
пламя еще одной
зимы! Я узнаю
патлы твои. Твою
завивку. В конце концов --
раскаленность щипцов!
Ты та же, какой была
прежде. Тебе не впрок
раздевшийся догола,
скинувший все швырок.
Только одной тебе
и свойственно, вещь губя,
приравниванье к судьбе
сжигаемого -- себя!
Впивающееся в нутро,
взвивающееся вовне,
наряженное пестро,
мы снова наедине!
Это -- твой жар, твой пыл!
Не отпирайся! Я
твой почерк не позабыл,
обугленные края.
Как ни скрывай черты,
но предаст тебя суть,
ибо никто, как ты,
не умел захлестнуть,
выдохнуться, воспрясть,
метнуться наперерез.
Назорею б та страсть,
воистину бы воскрес!
Пылай, полыхай, греши,
захлебывайся собой.
Как менада пляши
с закушенной губой.
Вой, трепещи, тряси
вволю плечом худым.
Тот, кто вверху еси,
да глотает твой дым!
Так рвутся, треща, шелка,
обнажая места.
То промелькнет щека,
то полыхнут уста.
Так рушатся корпуса,
так из развалин икр
прядают, небеса
вызвездив, сонмы искр.
Ты та же, какой была.
От судьбы, от жилья
после тебя -- зола,
тусклые уголья,
холод, рассвет, снежок,
пляска замерзших розг.
И как сплошной ожог --
не удержавший мозг.
1981
И. Бродский
Combustion
M. B.
Winter evening. Firewood
engulfed in flames -
like a woman's head
on a windy clear day.
How the strand is golden
threatening blindness!
You cannot remove it from your face.
And for the best that it is impossible.
Do not part,
do not split with a comb:
eyes can open
able to incinerate.
I stare into the fire.
In the tongue of fire
"don't touch" is heard
and flashes "me!"
This makes it hot.
I hear through the crunch in the bones
the choking "yet!"
and the frantic "let go!"
Blaze, blaze before me
torn like a thug,
like a crazy tailor
another flame
winters! I get to know
your patla. Your
perm. Finally --
hot tongs!
You are the same as you were
before. Not for you
stripped naked
who threw off all the firewood.
Only one to you
and it is peculiar to ruin a thing,
equating to fate
burned - yourself!
Digging into the insides
soaring outward
dressed up motley,
we are alone again!
This is your heat, your ardor!
Do not deny it! I
I haven't forgotten your handwriting
charred edges.
No matter how you hide the features
but will betray the essence of you
for no one like you
did not know how to overwhelm,
run out of breath, rise up,
dash across the path.
Nazarene used that passion,
truly would be resurrected!
Blaze, blaze, sin,
choke on yourself.
Dance like a maenad
with a bitten lip.
Howl, tremble, shake
shoulder thin.
The one who is above,
yes swallows your smoke!
So tearing, cracking, silks,
exposing places.
Then a cheek flashes
then the lips will blaze.
So the hulls are crumbling
so from the ruins of calves
spin, heaven
having arrived, hosts of sparks.
You are the same as you were.
From fate, from housing
after you - ash,
dull coals,
cold, dawn, snow,
dance of frozen rods.
And like a continuous burn -
not holding the brain.
1981
I. Brodsky