Текст песни Василий К. - Божественная комедия
Просмотров
103
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Василий К. - Божественная комедия, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Данте Алигьери
Перевод М. Лозинского
Редакция Василия К.
Ад
Земную жизнь пройдя до половины,
Он двинулся, и я ему вослед,
И я за ним среди глухих стремнин,
И я упал, как тот, кто схвачен сном.
И я — во тьме, ничем не озарённой,
И я упал, как падает мертвец.
Нам Плутос, враг великий, встал навстречу,
К подножью наконец пришли.
Тот, чья рука нам город отомкнёт
Меж полем мук и выступами башен,
Откуда тяжкий доносился смрад,
А к спуску нам идти ещё далёко.
Тут он помчался вспять и скрылся где-то,
Я сам себя казнил в моём жилище
Где влажный воздух гасит все огни
Тем, чья победа, а не тем, чей стыд.
И правит станом и толчками ног,
Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.
Но мы наш взгляд насытили пока,
Здесь новая открылась мне ложбина.
Так, на ходу он говорил со мной,
А тот трубу изобразил из зада.
И мы ушли в разгар их злополучья,
Направился по следу милых стоп.
«Я так сказал, чтоб ты терзался больно!»
Другой был тот, по ком в Гавилле стонут.
И море, хлынув, поглотило нас.
От тех, кто, разделяя, копит гнёт.
И я, как все, возмездья не избег,
Искусник в обезьянстве был немалый.
Позыв их слушать — низменный позыв,
Взнесясь подобно мачте корабельной.
Чистилище
Пока не станет мой язык недвижен,
А телом здесь обманывают взоры.
И здесь мы вышли вновь узреть светила.
Сейчас же новый там, где он сорвал.
Была и наша поступь тороплива
От тех, кто там, вспомога здесь большая.
У берега ступила на Морокко,
«Я, обручаясь, руку отдала.»
Ворочаясь и отдыха не зная,
Казнила Канавез и Монферрат,
Раз приговор не может не свершиться.
И пение то внятно, то невнятно.
Кто бы взывал в слезах: «Изнемогаю!»
За это он и не остался там.
Вождь улыбнулся, на меня смотря:
«И адмиралам будет хуже всех.»
И вас карает тот, кому всё ясно,
Он чистый воздух нам затмил и очи,
И повернул, не слушая ответа:
«Я умолчу, чтоб ты решил задачу.»
И размышленье претворилось в дрёму.
«Там у меня нет никого другого,»
Так, в робких мыслях, шёл я вдоль утёса;
Я тени принимаю за дела.
Тому залог в Евангелии дан,
Из этих царств её освобождая.
Чтоб не алкать сверх меры никогда,
Чтоб язва наконец зарубцевалась.
И скрылся там, где скверну жжёт пучина;
Тебя венчаю митрой и венцом.
Потом взглянул на дивную жену —
Остановилась позади знамён.
Раскаянья, обильного слезами,
Когда в свободном воздухе открылась?
С блудницей зверь невиданный исчез,
Чист и достоин посетить светила.
Рай
И вновь лицо подъяла к небесам —
По мере благости, и блеск и муть.
И новый мой вопрос замедлил шаг
И я себя утратил, взор склоня.
Как будет в следующей песне спето.
«Его хваля, он громче бы хвалил!
В творенье прародительской четы
И так ваш след сбивается с пути.»
Избудут вскоре любодейный грех,
Как может быть лишь в вечности услад:
«Где тук найдут все те, кто не собьётся,»
И эту вслед за мной подвиг дружину.
Тот может встать, а этот может пасть,
Затем что он всё чище с каждой сферой:
«И после мук вкушаю этот мир,
И от вражды не делалась ала.»
Иль если довод не воочью зрим,
Что и Ловца и Павла я забыл,
С другими неразлучный ни на миг.
Мерцали огоньками в лад словам.
Слов я не понял; так был гром велик;
Потом опять взглянул в прекрасный взор,
Кто наделён ключами этой славы,
Я говорил; так был он речи рад.
Вблизи неё и в мире всех величий!
Чуть солнце сменит четверть за шестым,
И за цветком поспеет добрый плод,
Средь прочих истин этого чертога.
Единый сам в себе, как изначала,
И будет вглубь Аланец оттеснён,
Что и мои сильней воспламенил,
И, молвив, приступил к молитвословью.
Любовь, что движет солнце и светила,
А также гонит спирт и варит мыло.
Перевод М. Лозинского
Редакция Василия К.
Ад
Земную жизнь пройдя до половины,
Он двинулся, и я ему вослед,
И я за ним среди глухих стремнин,
И я упал, как тот, кто схвачен сном.
И я — во тьме, ничем не озарённой,
И я упал, как падает мертвец.
Нам Плутос, враг великий, встал навстречу,
К подножью наконец пришли.
Тот, чья рука нам город отомкнёт
Меж полем мук и выступами башен,
Откуда тяжкий доносился смрад,
А к спуску нам идти ещё далёко.
Тут он помчался вспять и скрылся где-то,
Я сам себя казнил в моём жилище
Где влажный воздух гасит все огни
Тем, чья победа, а не тем, чей стыд.
И правит станом и толчками ног,
Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.
Но мы наш взгляд насытили пока,
Здесь новая открылась мне ложбина.
Так, на ходу он говорил со мной,
А тот трубу изобразил из зада.
И мы ушли в разгар их злополучья,
Направился по следу милых стоп.
«Я так сказал, чтоб ты терзался больно!»
Другой был тот, по ком в Гавилле стонут.
И море, хлынув, поглотило нас.
От тех, кто, разделяя, копит гнёт.
И я, как все, возмездья не избег,
Искусник в обезьянстве был немалый.
Позыв их слушать — низменный позыв,
Взнесясь подобно мачте корабельной.
Чистилище
Пока не станет мой язык недвижен,
А телом здесь обманывают взоры.
И здесь мы вышли вновь узреть светила.
Сейчас же новый там, где он сорвал.
Была и наша поступь тороплива
От тех, кто там, вспомога здесь большая.
У берега ступила на Морокко,
«Я, обручаясь, руку отдала.»
Ворочаясь и отдыха не зная,
Казнила Канавез и Монферрат,
Раз приговор не может не свершиться.
И пение то внятно, то невнятно.
Кто бы взывал в слезах: «Изнемогаю!»
За это он и не остался там.
Вождь улыбнулся, на меня смотря:
«И адмиралам будет хуже всех.»
И вас карает тот, кому всё ясно,
Он чистый воздух нам затмил и очи,
И повернул, не слушая ответа:
«Я умолчу, чтоб ты решил задачу.»
И размышленье претворилось в дрёму.
«Там у меня нет никого другого,»
Так, в робких мыслях, шёл я вдоль утёса;
Я тени принимаю за дела.
Тому залог в Евангелии дан,
Из этих царств её освобождая.
Чтоб не алкать сверх меры никогда,
Чтоб язва наконец зарубцевалась.
И скрылся там, где скверну жжёт пучина;
Тебя венчаю митрой и венцом.
Потом взглянул на дивную жену —
Остановилась позади знамён.
Раскаянья, обильного слезами,
Когда в свободном воздухе открылась?
С блудницей зверь невиданный исчез,
Чист и достоин посетить светила.
Рай
И вновь лицо подъяла к небесам —
По мере благости, и блеск и муть.
И новый мой вопрос замедлил шаг
И я себя утратил, взор склоня.
Как будет в следующей песне спето.
«Его хваля, он громче бы хвалил!
В творенье прародительской четы
И так ваш след сбивается с пути.»
Избудут вскоре любодейный грех,
Как может быть лишь в вечности услад:
«Где тук найдут все те, кто не собьётся,»
И эту вслед за мной подвиг дружину.
Тот может встать, а этот может пасть,
Затем что он всё чище с каждой сферой:
«И после мук вкушаю этот мир,
И от вражды не делалась ала.»
Иль если довод не воочью зрим,
Что и Ловца и Павла я забыл,
С другими неразлучный ни на миг.
Мерцали огоньками в лад словам.
Слов я не понял; так был гром велик;
Потом опять взглянул в прекрасный взор,
Кто наделён ключами этой славы,
Я говорил; так был он речи рад.
Вблизи неё и в мире всех величий!
Чуть солнце сменит четверть за шестым,
И за цветком поспеет добрый плод,
Средь прочих истин этого чертога.
Единый сам в себе, как изначала,
И будет вглубь Аланец оттеснён,
Что и мои сильней воспламенил,
И, молвив, приступил к молитвословью.
Любовь, что движет солнце и светила,
А также гонит спирт и варит мыло.
Dante Alighieri
Translation by M. Lozinsky
Edited by Vasily K.
Hell
Earth life having come to half,
He moved, and I followed him,
And I follow him among the deaf of the rapids,
And I fell like one who is caught up in sleep.
And I am in darkness, not illumined by anything,
And I fell as the dead fall.
Plutus, the great enemy, stood up to meet us
To the foot finally came.
The one whose hand us the city otmknet
Between the field of torment and the projections of the towers,
Where did the heavy stench come from?
And to descend we go far yet.
Then he rushed back and disappeared somewhere,
I executed myself in my home
Where the moist air extinguishes all the lights
Those whose victory, and not those whose shame.
And rules the camp and jolts,
Soared and disappeared, as with a bowstring arrow.
But we have saturated our eyes so far,
Here a new hollow opened to me.
So, on the move, he spoke to me,
And that pipe portrayed from the backside.
And we left in the midst of their mischief,
He went on the trail of cute feet.
"I said so that you tormented yourself to hurt!"
The other was the one for whom Gavilla is moaning.
And the sea, having gushed, swallowed us.
From those who, sharing, saves oppression.
And I, like all retribution, did not escape,
The master in monkeyery was considerable.
The urge to listen to them is the base urge,
Soar like a ship mast.
Purgatory
Until my tongue becomes motionless,
And the body here is deceiving the eyes.
And here we went out again to see the luminaries.
Now it's new where he ripped off.
There was our hurry
From those who are there, the help here is great.
At the coast, set foot on Morocco,
“I betrayed, gave my hand.”
Tossing and turning without knowing
Executions Kanavez and Montferrat,
Once the sentence can not be made.
And the singing is intelligible, then indistinct.
Who would cry in tears: "I am sick!"
For this he did not stay there.
The leader smiled at me, looking:
"And the admirals will be the worst of all."
And you are punished by the one to whom everything is clear
It eclipsed our clear air and eyes,
And turned, not listening to the answer:
"I will keep silence that you have solved the problem."
And thinking has become a dream.
"There I have no one else,"
So, in timid thoughts, I walked along the cliff;
I take the shadows of the case.
A pledge in the gospel is given,
From these kingdoms freeing her.
So as not to over-eat never,
That ulcer finally healed.
And disappeared where the filth burns the abyss;
I am crowned with a miter and a crown.
Then he looked at his wonderful wife -
Stopped behind the banners.
Remorse, abundant tears,
When did it open in free air?
With the harlot, the unseen beast disappeared,
Clean and worthy to visit the luminaries.
Paradise
And again she raised her face to the heavens -
As the goodness, and brilliance and dregs.
And my new question slowed down
And I lost myself, bending my eyes.
As will be sung in the next song.
“He was praising, he would be louder than praise!
In the creation of the grandparent couple
And so your track goes astray. ”
The sin of sin will come forth soon
How can only delight be in eternity:
“Where is the fat that all those who fail will find,”
And this after me feat squad.
That one may stand, and this one may fall,
Then he is cleaner with each sphere:
"And after the torment I eat this world,
And from enmity did not make ala. "
Or if the argument is not visible
That and the Catcher and Paul, I forgot
With others inseparable for a moment.
Flickering lights in harmony words.
I did not understand the words; so was the thunder great;
Then he looked again in a beautiful gaze,
Who has the keys of this glory
I told; so was he speech pleased.
Close to her and in the world of all greatness!
A little bit of sun will change a quarter after six
And after the flower there will be a good fruit,
Among the other truths of this palace.
One in itself, as from the beginning,
And it will be deep in Alanets pushed aside
That and my stronger ignited
And, gossip, proceeded to the prayer book.
The love that drives the sun and the luminaries,
And also drives alcohol and cooks soap.
Translation by M. Lozinsky
Edited by Vasily K.
Hell
Earth life having come to half,
He moved, and I followed him,
And I follow him among the deaf of the rapids,
And I fell like one who is caught up in sleep.
And I am in darkness, not illumined by anything,
And I fell as the dead fall.
Plutus, the great enemy, stood up to meet us
To the foot finally came.
The one whose hand us the city otmknet
Between the field of torment and the projections of the towers,
Where did the heavy stench come from?
And to descend we go far yet.
Then he rushed back and disappeared somewhere,
I executed myself in my home
Where the moist air extinguishes all the lights
Those whose victory, and not those whose shame.
And rules the camp and jolts,
Soared and disappeared, as with a bowstring arrow.
But we have saturated our eyes so far,
Here a new hollow opened to me.
So, on the move, he spoke to me,
And that pipe portrayed from the backside.
And we left in the midst of their mischief,
He went on the trail of cute feet.
"I said so that you tormented yourself to hurt!"
The other was the one for whom Gavilla is moaning.
And the sea, having gushed, swallowed us.
From those who, sharing, saves oppression.
And I, like all retribution, did not escape,
The master in monkeyery was considerable.
The urge to listen to them is the base urge,
Soar like a ship mast.
Purgatory
Until my tongue becomes motionless,
And the body here is deceiving the eyes.
And here we went out again to see the luminaries.
Now it's new where he ripped off.
There was our hurry
From those who are there, the help here is great.
At the coast, set foot on Morocco,
“I betrayed, gave my hand.”
Tossing and turning without knowing
Executions Kanavez and Montferrat,
Once the sentence can not be made.
And the singing is intelligible, then indistinct.
Who would cry in tears: "I am sick!"
For this he did not stay there.
The leader smiled at me, looking:
"And the admirals will be the worst of all."
And you are punished by the one to whom everything is clear
It eclipsed our clear air and eyes,
And turned, not listening to the answer:
"I will keep silence that you have solved the problem."
And thinking has become a dream.
"There I have no one else,"
So, in timid thoughts, I walked along the cliff;
I take the shadows of the case.
A pledge in the gospel is given,
From these kingdoms freeing her.
So as not to over-eat never,
That ulcer finally healed.
And disappeared where the filth burns the abyss;
I am crowned with a miter and a crown.
Then he looked at his wonderful wife -
Stopped behind the banners.
Remorse, abundant tears,
When did it open in free air?
With the harlot, the unseen beast disappeared,
Clean and worthy to visit the luminaries.
Paradise
And again she raised her face to the heavens -
As the goodness, and brilliance and dregs.
And my new question slowed down
And I lost myself, bending my eyes.
As will be sung in the next song.
“He was praising, he would be louder than praise!
In the creation of the grandparent couple
And so your track goes astray. ”
The sin of sin will come forth soon
How can only delight be in eternity:
“Where is the fat that all those who fail will find,”
And this after me feat squad.
That one may stand, and this one may fall,
Then he is cleaner with each sphere:
"And after the torment I eat this world,
And from enmity did not make ala. "
Or if the argument is not visible
That and the Catcher and Paul, I forgot
With others inseparable for a moment.
Flickering lights in harmony words.
I did not understand the words; so was the thunder great;
Then he looked again in a beautiful gaze,
Who has the keys of this glory
I told; so was he speech pleased.
Close to her and in the world of all greatness!
A little bit of sun will change a quarter after six
And after the flower there will be a good fruit,
Among the other truths of this palace.
One in itself, as from the beginning,
And it will be deep in Alanets pushed aside
That and my stronger ignited
And, gossip, proceeded to the prayer book.
The love that drives the sun and the luminaries,
And also drives alcohol and cooks soap.