Текст песни Читатель - Ворон. Джио Россо
Просмотров
874
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Читатель - Ворон. Джио Россо, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Это случается раз в девяносто лет; черная птица садится на край колодца. Солнце палит, заставляя траву гореть. Женщина плачет, на свет порождая монстра. Черная птица в клюве держит цветок - ветку жасмина, душистого и живого. На тротуарной плитке алеет сок спелой малины, раздавленной под подковой. Ворон взлетает, врезаясь в воздушный поток. Ветер дрожит и мягко щекочет крылья. Город, подставив солнцу нагретый бок, стонет под тяжестью башен, угрюмо-пыльных.
Через границу, туда, где поет июль. К старому кладбищу и кованным воротам. В треснувшем мраморе - дыры, следы от пуль. Сторож кладбищенский прячет в кулак зевоту. Мерно шагает процессия, гроб на плечах. К свежей могиле, вырытой в воскресенье. Гроб опускают, (и кто-то начал кричать), крышка откинута, шепчет псалом священник. Тело укутано в саван, как в кокон, легко ветер целует морщинистые ладони. Ворон кружит, неистово бьет крылом, перья скрипят и воздух протяжно стонет. Тихой покойницы кто-то целует лоб, и на лице ее - сонная безмятежность. Ворон роняет из клюва душистый цветок, прямо на грудь, укрытую под одеждой.
Это случается раз в девяносто лет; небо из озера черпает теплую воду. Тенью по коже рисует неяркий свет, лунное яблоко катится с небосвода.
Он улыбается ей невесело, краешком рта, пальцы скользят по ключицам, лаская кожу. В горло врезается твердая, острая сталь, каждый глоток чуть слышен и осторожен. Выдохи их бесшумны, как ультразвук, катятся с нёба, скрываясь в чужой гортани. Влажный язык касается чужих губ. Их силуэты тонут в густом тумане.
Утром он накрывает ее плащом, глядя, как слабо трепещут ее ресницы. Пальцы скругляются в когти, врезаясь в дёрн.
Он превращается в черную-черную птицу.
Это случается раз в девяносто лет; он наблюдает за тем, как она взрослеет. Знает, какой пирог она ест на обед, сколько пятерок в тетради, следов на шее. Знает, какой мальчишка в нее влюблен, что ненавидит кофе и пьет какао. Все ее платья, (кружево, бархат и лён), туфли, заколки и сотни цветных булавок. Знает, что как и прежде любит жасмин, (так же, как в жизни до. Как и в жизни после). Он для нее ничтожен, почти незрим - черная птица, с взглядом стеклянно-острым.
Это случается в каждом из ста веков; он наблюдает за тем, как она стареет. И каждый день приносит душистый цветок, ветку жасмина снова кладет под дверью. Цикл непрерывен, к ней тихо подходит Смерть, острым ножом отделяя душу от тела. Ворон садится на гибкую, тонкую ветвь, не отпуская из сердца ослепшую веру.
Он провожает ее до последних границ. Песни стихают, сгорают церковные свечи. Небо касается мягких ее ресниц. Ворон, не глядя в глаза, тихо шепчет:
''до встречи''.
И когда она вновь возрождается в теле дитя,
он наблюдает за ней сквозь оконные стекла больницы.
Чтобы, как феникс из пепла, воскреснув, опять,
в тысячный раз,
беспощадно
в нее
влюбиться.
(с) Джио Россо
Читает: Максим Макаревич
Через границу, туда, где поет июль. К старому кладбищу и кованным воротам. В треснувшем мраморе - дыры, следы от пуль. Сторож кладбищенский прячет в кулак зевоту. Мерно шагает процессия, гроб на плечах. К свежей могиле, вырытой в воскресенье. Гроб опускают, (и кто-то начал кричать), крышка откинута, шепчет псалом священник. Тело укутано в саван, как в кокон, легко ветер целует морщинистые ладони. Ворон кружит, неистово бьет крылом, перья скрипят и воздух протяжно стонет. Тихой покойницы кто-то целует лоб, и на лице ее - сонная безмятежность. Ворон роняет из клюва душистый цветок, прямо на грудь, укрытую под одеждой.
Это случается раз в девяносто лет; небо из озера черпает теплую воду. Тенью по коже рисует неяркий свет, лунное яблоко катится с небосвода.
Он улыбается ей невесело, краешком рта, пальцы скользят по ключицам, лаская кожу. В горло врезается твердая, острая сталь, каждый глоток чуть слышен и осторожен. Выдохи их бесшумны, как ультразвук, катятся с нёба, скрываясь в чужой гортани. Влажный язык касается чужих губ. Их силуэты тонут в густом тумане.
Утром он накрывает ее плащом, глядя, как слабо трепещут ее ресницы. Пальцы скругляются в когти, врезаясь в дёрн.
Он превращается в черную-черную птицу.
Это случается раз в девяносто лет; он наблюдает за тем, как она взрослеет. Знает, какой пирог она ест на обед, сколько пятерок в тетради, следов на шее. Знает, какой мальчишка в нее влюблен, что ненавидит кофе и пьет какао. Все ее платья, (кружево, бархат и лён), туфли, заколки и сотни цветных булавок. Знает, что как и прежде любит жасмин, (так же, как в жизни до. Как и в жизни после). Он для нее ничтожен, почти незрим - черная птица, с взглядом стеклянно-острым.
Это случается в каждом из ста веков; он наблюдает за тем, как она стареет. И каждый день приносит душистый цветок, ветку жасмина снова кладет под дверью. Цикл непрерывен, к ней тихо подходит Смерть, острым ножом отделяя душу от тела. Ворон садится на гибкую, тонкую ветвь, не отпуская из сердца ослепшую веру.
Он провожает ее до последних границ. Песни стихают, сгорают церковные свечи. Небо касается мягких ее ресниц. Ворон, не глядя в глаза, тихо шепчет:
''до встречи''.
И когда она вновь возрождается в теле дитя,
он наблюдает за ней сквозь оконные стекла больницы.
Чтобы, как феникс из пепла, воскреснув, опять,
в тысячный раз,
беспощадно
в нее
влюбиться.
(с) Джио Россо
Читает: Максим Макаревич
This happens every ninety years; The black bird sits on the edge of the well. The sun is burning, making the grass burn. A woman cries, giving birth to a monster. A black bird in its beak holds a flower - a branch of jasmine, fragrant and alive. On the sidewalk tile the juice of ripe raspberries crushed under the horseshoe. The crow flies, crashing into the air stream. The wind trembles and gently tickles the wings. The city, having sunk its heated side, moans under the weight of towers, gloomy-dusty.
Through the border, to where July sings. To the old cemetery and forged gates. In the cracked marble - holes, traces of bullets. The cemetery guard hides a yawn in his fist. The procession marches step by step, the coffin on the shoulders. To a fresh grave dug on Sunday. The coffin is lowered (and someone started shouting), the lid is thrown back, the priest whispers. The body is wrapped in a shroud, as in a cocoon, it's easy for the wind to kiss wrinkled palms. The raven circled, furiously beats the wing, feathers creak and the air groans. A quiet dead man kisses her forehead, and her face is sleepy serenity. The raven drops a fragrant flower from the beak, directly on the chest, covered under clothes.
This happens every ninety years; The sky from the lake draws warm water. Shadows on the skin draw a dim light, the moon apple rolls from the sky.
He smiles at her sadly, the edge of his mouth, fingers slide over the clavicles, caressing the skin. In the throat crashes hard, sharp steel, every sip is hardly audible and cautious. Their exhalations are noiseless, like ultrasound, rolling from the palate, hiding in someone else's larynx. Wet tongue touches other people's lips. Their silhouettes are drowning in a thick fog.
In the morning he covers her with a cloak, watching how her eyelashes faintly flutter. Fingers are rounded in claws, crashing into the turf.
It turns into a black-black bird.
This happens every ninety years; He watches as she grows up. She knows which pie she eats for dinner, how many fives in a notebook, marks on her neck. He knows which boy is in love with her, that he hates coffee and drinks cocoa. All her dresses, (lace, velvet and flax), shoes, hair clips and hundreds of colored pins. He knows that as before he loves jasmine, (the same as in life before. As in life after). He is insignificant for her, almost invisible - a black bird, with a glass-sharp look.
This happens in each of the hundred centuries; He watches her grow old. And every day brings a fragrant flower, a branch of jasmine again puts under the door. The cycle is continuous, Death comes to her quietly, separating the soul from the body with a sharp knife. The crow sits on a flexible, thin branch, not letting go of a blind faith.
He escorts her to the last frontier. Songs abate, church candles burn. The sky touches her soft eyelashes. Raven, without looking into the eyes, quietly whispers:
''see you''.
And when she is reborn in the body of a child,
He watches her through the window glass of the hospital.
To, like a phoenix from the ashes, rising again,
In the thousandth time,
Mercilessly
Into it
To fall in love.
(C) Gio Rosso
Readings: Maxim Makarevich
Through the border, to where July sings. To the old cemetery and forged gates. In the cracked marble - holes, traces of bullets. The cemetery guard hides a yawn in his fist. The procession marches step by step, the coffin on the shoulders. To a fresh grave dug on Sunday. The coffin is lowered (and someone started shouting), the lid is thrown back, the priest whispers. The body is wrapped in a shroud, as in a cocoon, it's easy for the wind to kiss wrinkled palms. The raven circled, furiously beats the wing, feathers creak and the air groans. A quiet dead man kisses her forehead, and her face is sleepy serenity. The raven drops a fragrant flower from the beak, directly on the chest, covered under clothes.
This happens every ninety years; The sky from the lake draws warm water. Shadows on the skin draw a dim light, the moon apple rolls from the sky.
He smiles at her sadly, the edge of his mouth, fingers slide over the clavicles, caressing the skin. In the throat crashes hard, sharp steel, every sip is hardly audible and cautious. Their exhalations are noiseless, like ultrasound, rolling from the palate, hiding in someone else's larynx. Wet tongue touches other people's lips. Their silhouettes are drowning in a thick fog.
In the morning he covers her with a cloak, watching how her eyelashes faintly flutter. Fingers are rounded in claws, crashing into the turf.
It turns into a black-black bird.
This happens every ninety years; He watches as she grows up. She knows which pie she eats for dinner, how many fives in a notebook, marks on her neck. He knows which boy is in love with her, that he hates coffee and drinks cocoa. All her dresses, (lace, velvet and flax), shoes, hair clips and hundreds of colored pins. He knows that as before he loves jasmine, (the same as in life before. As in life after). He is insignificant for her, almost invisible - a black bird, with a glass-sharp look.
This happens in each of the hundred centuries; He watches her grow old. And every day brings a fragrant flower, a branch of jasmine again puts under the door. The cycle is continuous, Death comes to her quietly, separating the soul from the body with a sharp knife. The crow sits on a flexible, thin branch, not letting go of a blind faith.
He escorts her to the last frontier. Songs abate, church candles burn. The sky touches her soft eyelashes. Raven, without looking into the eyes, quietly whispers:
''see you''.
And when she is reborn in the body of a child,
He watches her through the window glass of the hospital.
To, like a phoenix from the ashes, rising again,
In the thousandth time,
Mercilessly
Into it
To fall in love.
(C) Gio Rosso
Readings: Maxim Makarevich