Взъерошивая хаер, поредевший навсегда от седых волос,
Ведя мемуары за кефиром о подпольной войне,
С кайфом мазохиста в руках разбираю последний мост,
Пытаюсь рассказать как-нибудь о вчерашнем дне.
Царапая бессмысленно пацифик ключом на кирпичной стене,
С известной долей гордости вспомнить кулаки люберов.
Глядя на потрепанный бас в поношенном старом чехле,
Хочется напиться в говно и выдать пару старых хитов.
Такие дела, брат! Любовь...
Такие дела, брат! Любовь...
Мы уходили в подвалы, мы играли глубоко под землей.
Нам снилась траверса, мы пили электрический чай.
Мы посылали наверх парламентера за вином, за хлебом и за травой.
Он возвращался назад, он говорил: "У них опять Первомай."
И наш бледный нездоровый вид кому-то мешал заснуть:
Нам взламывали двери и с погонами в наш underground.
И у кого-то оказался уж слишком коротким его творческий путь,
Но мы верили в то, что за нами последний раунд.
Такие дела, брат! Любовь...
Такие дела, брат! Любовь...
А времена менялись и изменились вконец:
Мы вышли наверх, мы разбрелись кто куда.
И стал он делать деньги вчерашний бунтарь и вчерашний певец.
В его уютной квартире есть газ, телефон и вода.
Он не жалеет ни о чем, он держит дома шесть альбомов ГО и пять албомов БГ.
И вроде бы он не предатель, он по своему прав.
Ведя мемуары за чашечкой кофе: "Моим детям о вчерашнем дне",
Каждый ловит свой собственный кайф.
Такие дела, брат! Любовь...
Такие дела, брат! Любовь...
Такие дела, брат! Любовь...
Такие дела, брат! Любовь...
Любовь, любовь, ЛЮБОВЬ!
Ruffling the hare, thinned forever from the gray hair,
Leading memoirs for yogurt about an underground war,
With the buzz of a masochist in my hands, I dismantle the last bridge,
I'm trying to tell you somehow about yesterday.
Scratching a pointless key with a cliche on a brick wall,
With a certain degree of pride remember the fists of the lyubers.
Looking at the shabby bass in a worn-out old case,
I want to get drunk in the shit and give out a couple of old hits.
Such things, brother! Love...
Such things, brother! Love...
We went to the cellars, we played deep under the ground.
We dreamed of a traverse, we drank electric tea.
We sent upstairs a parliamentarian for wine, for bread and for grass.
He came back, he said: "They have May Day again."
And our pale unhealthy appearance prevented someone from falling asleep:
We were hacked by doors and with epaulettes in our underground.
And someone had too short his creative path,
But we believed that the last round was ours.
Such things, brother! Love...
Such things, brother! Love...
And times changed and changed completely:
We went upstairs, we wandered off wherever we went.
And he began to make money yesterday's rebel and yesterday's singer.
In his cozy apartment there is gas, telephone and water.
He does not regret anything, he keeps six albums of GO and five BG albums at home.
And like he is not a traitor, he is right.
Leading memoirs over a cup of coffee: "To my children about yesterday",
Everyone catches their own buzz.
Such things, brother! Love...
Such things, brother! Love...
Such things, brother! Love...
Such things, brother! Love...
Love love love!