Как у нашего у князя у Владимира
да начинался пир да пированьице,
и начинался стол да столованьице.
Как на том пиру все наедалися,
да и на том пиру все напивалися.
Безумный хвастает да молодой женой,
умный хвастает да о́тцом-матерью,
уж как инный-от же ещё золотой казной.
Ещё грозный Царь Иван Васильевич
да хвастал силушкой своей он богатырскою:
Я повыведу измену с каменно́й Москвы,
я повыпущу туманы с синего́ моря́.
Говорил ему тут сын Фёдо́р Иванович:
да уж ты грозный ты наш батюшка Иван Васильевич,
не повывести измены с каменно́й Москвы,
и не повыпустить туманы с синего́ моря́.
Уж как этое-то слово тут не в нрав пришло,
да и не в нрав пришло ж ему, не по́ люби.
Он искал таких-то злых бога́тырей
да ещё в самую Крестовскую заутреню,
когда ударят в самый больший колокол.
Тут нашёлся пёс Потанюшка Скурлапов сын,
и он повёл-то на болото на Кули́ково,
и он повёл туда ко смерти ко напрасливой.
Тут проведала всё Фёдорова матушка,
да поскорёшенько бежала к братцу к родному,
уж братцу родному Никитушке Романову:
Уж ты братец мой, да ты родимый мой,
как не стало печь в Москве да красно солнышко,
и не стало у нас Фёдора Иванова.
Тут нашёлся пёс Потанюшка Скурлапов сын,
да он увёз-то на болото на Кули́ково,
да он ко той ко плахе белодубовой,
и ко той ко смерти ко напрасливой.
Поскорёшенько Никита одевается,
да поскорёшенько Романов снаряжается.
Обувает сапожонки на праву́ ногу́,
да он кидает-то шляпёнку на одно ухо́,
одевает он шубёнку на одно плечо.
Только видли добра молодца тут сядучи,
да а не видли добра молодца поедучи.
Со двора поехал не воротами,
да полём чистым ехал, не дорогою.
Он крико́м кричал да сам рукой махал:
Да хоть ты съешь кусок, Потанюшка, подавишься,
да хоть не съешь куска, Потанюшка, подавишься.
Он приехал-то ко плахе к белодубовой,
да ко той ко смерти ко напрасливой.
Уж он взял к себе тут крестничка любимого
да за белы́ руки́ да за златы́ перстни́;
а Потанюшке он голову́ срубил.
Приезжает он ко Фёдору Ива́нову:
Да уж ты грозный ты наш батюшка Иван Васильевич,
поздравляю тебя, грозный царь Иван Васильевич,
да со моей женой да со твоей сестрой,
да е́щё с дву́ма тей богатыма:
да как со первыим бога́тырем
да и со Фёдором Ива́новым,
а со дру́гим-то бога́тырем
да с Иванушкой Ива́новым.
Да е́щё что же ты, Никита, надсмехаешься,
да е́щё что же ты, Романов, надсмехаешься?
Уж как я ль тебе, Никита, голову́ срублю,
да уж как я ль тебе, Романов, голову́ срублю.
Я бы дал тому, да кто бы спас его,
да я бы дал ему да злата-се́ребра,
да я бы дал ему дак города да с пригоро́дками.
Мне не надо злата-се́ребра,
да городов мне-ка́ не надо с пригоро́дками;
да вот возьми себе тут крестничка любимого.
Like our Prince Vladimir's
yes the feast da pirvanicse began,
and the table and the table-top began.
As at that feast, everyone ate,
and at that feast everyone was drunk.
Mad brags and a young wife,
smart brags and father-mother,
already as an in-from the same gold coffers.
Another formidable Tsar Ivan Vasilyevich
yes, he boasted of his mighty hero:
I will raise treason from stone Moscow,
I will raise fogs from the blue sea.
Fyodor Ivanovich's son spoke to him:
yeah you're formidable you are our father Ivan Vasilievich,
do not raise treason from stone Moscow,
and not to increase the fog from the blue sea.
How could this word not come into character,
and not in character came to him, not for love.
He was looking for such and such evil bogatyrs
and even at the very Krestovskaya matins,
when they strike the biggest bell.
Here there was a dog Potanyushka Skurlapov's son,
and he led a swamp to Kulikovo,
and he led there to death to the weasel.
It was here that Fedorov's mother,
yes, she fled to her brother to her own,
so brother of his own Nikitushka Romanov:
You are my brother, you are my darling,
as it did not become a stove in Moscow and the red sun,
and we did not become Fedor Ivanov.
Here there was a dog Potanyushka Skurlapov's son,
Yes, he took him to the swamp on Kulikovo,
Yes, he to that to the plow of the dandy,
and to death to the vain.
Nikita quickly gets dressed,
yes, Romanov is quickly equipped.
Trains the booties on the right leg,
yes he throws a hat on one ear,
he dresses a fur coat on one shoulder.
Only saw the good fellow here,
but did not see the good of the young man.
He did not go from the courtyard to the gate,
Yes, I was driving clean, not expensive.
He screamed and waved his hand:
Yes, even though you eat a piece, Potanyushka, choke,
but at least you do not eat a piece, Potanyushka, choke.
He came to the scaffold to the dandy,
yes to that to death to the vain.
He took to himself here the godchild of his beloved
Yes for white hands and golden rings;
Potanushke, he cut his head.
He comes to Feodor Ivanov:
Yes you are terrible you are our father Ivan Vasilievich,
I congratulate you, the terrible Tsar Ivan Vasilyevich,
yes with my wife yes with your sister,
and even with dvumya rich:
yes as with the first hero
and with Fedor Ivanov,
but with someone else, the hero
yes with Ivanushka Ivanov.
And what's the matter, Nikita, you're making fun of me,
and yet what are you, Romanov, mocking at?
Oh, how can I help you, Nikita, I'll cut my head,
yes, how can I help you, Romanov, I'll cut my head.
I would give that, but who would save him,
yes, I would give him gold and silver,
Yes, I would give him a city duck and a suburb.
I do not need gold-silver,
Yes, I do not need cities with the suburbs;
Yes, here you take your goddaughter my lover.