Во поле большом,
Спит казак донской.
Крест нательный на груди,
Освещен луной.
Рядом его конь,
Ой да вороной.
Спит обняв его казак,
Бледною рукой.
Сниться ему дом,
Да станичный люд.
А над Доном,над рекой
Песни в даль плывут
. Белоснежнай стол,
Скатертью накрыт.
Во глове стола лихой,
Атаман сидит.
Свой нахмурив взгляд,
Пьет он горькую.
В верх поднял за казака,
Шаблю звонкую.
Пела ему мать-
Ой люли-люли!
Когда в поле,
Где он пал,
Были журавли.
In a large field,
The Cossack is sleeping.
The cross is a breastplate,
Illuminated by the moon.
Near his horse,
Oh, yes it's black.
Sleeping embracing his Cossack,
A pale hand.
To dream about his house,
Yes, the people of the village.
And over the Don, over the river
Songs in the distance float
. Snow White Table,
The tablecloth is covered.
In the globe of the table dashing,
Ataman is sitting.
His frowning look,
He drinks bitter.
In the top I picked up the Cossack,
I'm sounding ringing.
Sang his mother-
Oh, lovelie-luli!
When in the field,
Where he fell,
There were cranes.