Лишь только погаснут последние окна
И в арку последний прохожий пройдёт,
Под круглой решёткою пыльные стёкла
Кроваво осветят ступеней пролёт,
Тихо мигнёт точкою блёклой
Вверху самолёт.
Изо всех углов шелест крыльев тусклых:
Бабочек рой
Гонит к огню
Чёрный январь.
Кожею скрипя, залепляют густо
Пыльный ночной
Красный фонарь,
Красный фонарь.
Ладони трещат, к стеклу пригорая,
И крылья в огне сгорают за миг.
Чернеют тела, в огне умирая,
И новые сверху садятся на них.
Лишь тихо звенит
Во мраке сарая
Несмолкающий крик.
Крыльями хрустя под решёткой ржавой,
Тлеет, шипя,
На красном стекле
Чёрная гарь.
Спит холодный дом, лишь огнём кровавым
Смотрится в ночь
Красный фонарь,
Красный фонарь.
Only the last windows will go out
And the last passerby will pass into the arch,
Under a round lattice dusty glass
Bloodily lighten the steps of the flight,
Quietly blinks a chisky sparkle
Above the plane.
The rustles of all the corners of the wings are dim:
Roy butterflies
Driving to the fire
Black January.
Creak, clinging densely
Dusty night
Red light,
Red light.
Palms are cracking, shaking to the glass,
And the wings in the fire are burned for a moment.
Blake bodies, dying in the fire,
And new on top of them sit on them.
Only quietly rings
In the darkness of the barn
An inconspicuous cry.
Wings of crisp under the lattice rusty,
Smoldering, hissing
On the red glass
Black Burn.
A cold house is sleeping, only bloody fire
Looks at night
Red light,
Red light.