Текст песни Николай Заболоцкий - Болезнь
Просмотров
5
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Николай Заболоцкий - Болезнь, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Больной, свалившись на кровать,
Руки не может приподнять.
Вспотевший лоб прямоуголен —
Больной двенадцать суток болен.
Во сне он видит чьи-то рыла,
Тупые, плотные, как дуб.
Тут лошадь веки приоткрыла,
Квадратный выставила зуб.
Она грызет пустые склянки,
Склонившись, Библию читает,
Танцует, мочится в лоханки
И голосом жены больного утешает.
«Жена, ты девушкой слыла.
Увы, моя подруга,
Как кожа нежная была
В боках твоих упруга!
Зачем же лошадь стала ты?
Укройся в белые скиты
И, ставя богу свечку,
Грызи свою уздечку!»
Но лошадь бьется, не идет,
Наоборот, она довольна.
Уж вечер. Лампа свет лиет
На уголок застольный.
Восходит поп среди двора,
Он весь ругается и силы напрягает,
Чугунный крест из серебра
Через порог переставляет.
Больному лучше. Поп хохочет,
Закутавшись в святую епанчу.
Больного он кропилом мочит,
Потом с тарелки ест сычуг,
Наполненный ячменной кашей,
И лошадь называет он мамашей.
Руки не может приподнять.
Вспотевший лоб прямоуголен —
Больной двенадцать суток болен.
Во сне он видит чьи-то рыла,
Тупые, плотные, как дуб.
Тут лошадь веки приоткрыла,
Квадратный выставила зуб.
Она грызет пустые склянки,
Склонившись, Библию читает,
Танцует, мочится в лоханки
И голосом жены больного утешает.
«Жена, ты девушкой слыла.
Увы, моя подруга,
Как кожа нежная была
В боках твоих упруга!
Зачем же лошадь стала ты?
Укройся в белые скиты
И, ставя богу свечку,
Грызи свою уздечку!»
Но лошадь бьется, не идет,
Наоборот, она довольна.
Уж вечер. Лампа свет лиет
На уголок застольный.
Восходит поп среди двора,
Он весь ругается и силы напрягает,
Чугунный крест из серебра
Через порог переставляет.
Больному лучше. Поп хохочет,
Закутавшись в святую епанчу.
Больного он кропилом мочит,
Потом с тарелки ест сычуг,
Наполненный ячменной кашей,
И лошадь называет он мамашей.
The patient, having fallen on the bed,
Cannot raise his hands.
Sweaty forehead is rectangular —
The patient has been ill for twelve days.
In a dream he sees someone's snouts,
Blunt, dense, like an oak.
Here the horse opened her eyelids,
Exposed a square tooth.
She gnaws empty bottles,
Bending over, she reads the Bible,
Dances, urinates in basins
And consoles the patient with the voice of a wife.
"Wife, you were considered a girl.
Alas, my friend,
How tender your skin was
Tight in your sides!
Why did you become a horse?
Hide in the white hermitages
And, lighting a candle for God,
Bite your bridle!"
But the horse beats, does not go,
On the contrary, she is pleased.
It is already evening. The lamp pours light
On the table corner.
The priest rises in the middle of the yard,
He curses and strains his strength,
He moves the cast-iron cross of silver
Across the threshold.
The patient is better. The priest laughs,
Wrapped in a holy epancha.
He soaks the patient with a sprinkler,
Then he eats abomasum from a plate,
Filled with barley porridge,
And he calls the horse mama.
Cannot raise his hands.
Sweaty forehead is rectangular —
The patient has been ill for twelve days.
In a dream he sees someone's snouts,
Blunt, dense, like an oak.
Here the horse opened her eyelids,
Exposed a square tooth.
She gnaws empty bottles,
Bending over, she reads the Bible,
Dances, urinates in basins
And consoles the patient with the voice of a wife.
"Wife, you were considered a girl.
Alas, my friend,
How tender your skin was
Tight in your sides!
Why did you become a horse?
Hide in the white hermitages
And, lighting a candle for God,
Bite your bridle!"
But the horse beats, does not go,
On the contrary, she is pleased.
It is already evening. The lamp pours light
On the table corner.
The priest rises in the middle of the yard,
He curses and strains his strength,
He moves the cast-iron cross of silver
Across the threshold.
The patient is better. The priest laughs,
Wrapped in a holy epancha.
He soaks the patient with a sprinkler,
Then he eats abomasum from a plate,
Filled with barley porridge,
And he calls the horse mama.